Вокруг грохотали вражеские пушки, погибали мои товарищи, последние дни доживала Испанская республика, а в долинах цвел миндаль. Потом еще две весны кряду я любовался цветеньем миндаля через колючую проволоку концлагерей в южной Франции...
И я решился: поеду.
Кавказ меня встретил синим небом и ласковым солнцем. Со взлетной полосы, с подсохшего, в зеленой травке, поля в Адлере тянуло душистым теплом, как от хлеба, только что вынутого из печи. Перед зданием аэропорта в толпе встречающих я увидел Лайму. Она внимательно приглядывалась к пассажирам и, кажется, не узнавала меня. Стоит ли удивляться? Целых десять лет минуло. Тогда волосы у меня были светло-каштановые, а теперь седые, к тому же черный берет на голове... И располнел изрядно, стал больше прихрамывать... Зато Лайма ничуть не изменилась, округлилась, правда, похорошела. Ну конечно, двадцать пять лет, никаких горестей в жизни не знала, никаких забот о детях, о семье.
Я поднял руку и крикнул:
— Лайма!
Глянула на меня оторопело, подбежала, обняла за плечи, чмокнула в щеку. А я наклонился, поцеловал ей руку, про себя отметив, что рука у нее шершавая, и немудрено — у какой садовницы найдете вы ухоженные руки? Лайма смотрела на меня, смущенно улыбаясь, но карие глаза светились радостью.
— Простите, что повезу вас на вездеходе,— сказала она.— В горах весна, ручьи и речки из берегов вышли, местами дорогу размыло...
— Как хорошо вы научились говорить по-латышски! — удивился я.— При первой встрече, помнится, нам трудно было объясниться.
— Я теперь много читаю и с отцом говорю только по-латышски,— сказала она, укладывая мой чемодан в машину.— Не хотите перекусить перед дорогой? Может, зайдем в буфет?
1*0
— Можем, конечно, зайти, только ни есть, ни пить не хочется. Пьянею от вашего воздуха.
— Тогда поехали! Пока доберемся до дома, обед будет на столе.
— Ну и прекрасно! — сказал я, усаживаясь рядом с Лаймой, уже звеневшей ключом зажигания.
— Отец тоже собирался приехать вас встретить,— сообщила она,— да председатель как раз сегодня надумал собрать правление колхоза. Что делать, горячая весенняя пора.
— Понятно. Машины, тракторы, ремонты...
— Нет, у отца все дела переделаны. Другие отстают. А его бригада даже грамоту от райкома получила.
— Лайма, а вы отлично водите машину!
— Да кто же нынче не умеет машину водить! — рассмеялась она.
— Я, например.
— Не может быть!
— Представьте себе. Машина есть, а водить не могу. Врачи справку не дают. Левый глаз никудышный.
— Что с ним такое?
— С войны. Результат трех контузий.
— А палец? — продолжала она расспрашивать, покосившись на мою левую руку.— Его где потеряли?
— Где ж еще, на фронте. Осколком оторвало.
— У отца те же беды. То старая рана заноет, то осколок в плече засвербит. Знаете что, давайте не будем об этом. Не люблю разговоров о войне. Действуют на нервы. Я дитя мирных лет...
Мне и самому хотелось в этот прекрасный весенний день позабыть все прошлые невзгоды и просто любоваться природой, вдыхать полной грудью хрустальный горный воздух, наслаждаться жизнью, той, что мне еще отпущена. Я с жадностью смотрел вокруг себя, запоминая, переживая увиденное, как будто собирался запечатлеть все это в памяти навечно. Из труб домов, купавшихся в бело-розовой пене цветущих садов, в синее безветренное небо поднимались столбы серебристого дыма. Коровы на лугу степенно щипали сочную траву. Потешно вскидывая короткие хвосты, носились ошалевшие от весны ягнята. В садах и виноградниках трудился народ. По небу растянулся журавлиный косяк. По морю к югу плыл пассажирский теплоход, белый, величавый, словно лебедь. Птицы летели на север, люди стремились на юг, к солнцу, к весне.
Добравшись до подножия гор, повернули влево. И пошла петлять ухабистая дорога, то забираясь в гору, то снова скатываясь в долину. Рядом с нами почти безотлучно бежал бурливый, клокочущий и вспененный поток, спешил доставить к морю зеленую воду талых снегов. С удочкой в руках промелькнул мальчишка, примостившийся на опрокинутой над ручьем ели. И я себе живо представил, как, преодолевая встречный поток, вверх поднимаются голубые форели. Так и мы взбирались по петлявшей и весенними ручьями размытой горной дороге.
— Я даже не знаю, как мне вас называть,— долгое молчание нарушила Лайма.— Отец и мать вас называют просто Робертом.
— Зовите и вы меня так.
— Как-то неудобно, а отчества не знаю...
— Латыши отчества не употребляют. Людей близких называют по имени, а когда требуется более официальное обращение, тогда по фамилии.
— Так, может, и мне называть вас по фамилии?
— Ни в коем случае, Лайма! Десять лет назад, когда впервые встретились, вы меня называли дядей Робертом. Можно и так. Мы ведь не чужие.
— Десять лет назад...— покачав головой, в раздумье проговорила Лайма.— Вспоминается как в тумане. Мне было пятнадцать. Юная, глупая... Я, случайно, вам тогда не наговорила глупостей?
— Как раз наоборот! Вы показались мне такой рассудительной. А внешне вы нисколько не изменились.
— И вы помните?
— Будто вчера расстались. Вы бегали босиком, ноги у вас были дочерна загорелые, а большой палец на правой ноге забинтован, где-то его поранили... На голове у вас была красная косынка с золотыми нитями-прожилками. И еще помню ваше черное платьице, о котором вы с гордостью сообщили, что вам его перешила мама из своего свадебного наряда.
Лайма звонко рассмеялась.
— Боже мой, сколько же глупостей я вам наговорила! Нехорошо всякую чушь храйить в памяти!
— Память — основа моей профессии. И не только память, но еще и фантазия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224