ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
..
Виртманис меж тем возился в своей каюте. Он еще не вполне осознавал всю серьезность происшедшего и мешкал умышленно. Ему вовсе не улыбалось очутиться за бортом: «Пусть капитанский любимчик Миезитис поусердствует. Ничего не случится». Виртманис вышел из рубки в тот момент, когда матросы втащили капитана на палубу. Он был без сознания и только-только начал приходить в себя.
Миезитис все еще оставался в воде. Подоспевшая тем временем новая волна подхватила его в свои объятия и с чудовищной силой ударила о борт. Когда матросы бросили спасательный круг, Миезитиса на поверхности видно не было.
До рассвета бороздила «Мемеле» безмолвные воды, но штурмана так и не обнаружили, он исчез навсегда.
Целый день просидел Виртманис в рубке, носа не высовывал. «Чего тебе стыдиться, чего бояться? — шептал ему на ухо чей-то голос.— Никто ведь не знает, что Миезитис тебе первому сообщил о случившемся и ты нарочно, только бы самому не прыгать за борт, волынил. Никто не знает об этом..» Но совесть все-таки заговорила, ее суд был честен и справедлив: «Негодяй ты, негодяй! Из-за тебя погиб человек, какой человек...»
Виртманис больше не мог выдержать суда своей со-
вести. Он встал и как побитый, шатаясь, спустился вниз, постучал в дверь капитанской каюты, несмело ее открыл. Зариныи спал; радист с минуту стоял молча, вслушиваясь в прерывистое дыхание спящего. Наконец капитан открыл глаза и, увидев радиста, спросил:
— Прогноз?
— Нет, товарищ капитан,— необычным, чужим голосом произнес Виртманис.— Товарищ капитан... Миези-тис погиб... Миезитис...
Горло у него перехватило, слова давались с трудом, но не говорить он тоже не мог.
— Товарищ капитан!
— Не скули! — прикрикнул на него Заринын, явно не понимая сути того, что ему пытался рассказать Виртманис.— Прекрати, моряки слез не льют. Моряки... должны стиснуть зубы...
Радист провел ладонью по мокрым щекам и замолк.
Там, за кормой, шумели воды Бикайского залива, те самые воды, которые навсегда поглотили штурмана Миезитиса.
Буря кончилась, но в душе Виртманиса она только начиналась. Как ни бодрился он, как ни старался держаться, мучила совесть. Она обращалась к нему, как следователь к подсудимому, на ясном, однако суровом языке, не упуская ни одной, даже самой незначительной подробности, ни одной тайной мысли.
«Кто ты такой? — спрашивала она много раз.— Кто ты такой? Человек или дерьмо? Отвечай! Отвечай!»
Капитан снова задремал, и Виртманис тихо вышел. Он поднялся к себе в каюту и тяжело, как якорь, упал на койку. «Бесчестье, позор! Лучше бы я потонул, а не он! Хорошо, что капитан не позволил мне говорить. О чем бы я стал говорить, что я мог сказать?.. Если ты человек, то и жить должен как человек!»
КОГДА ЦВЕТЕТ МИНДАЛЬ
В конце марта прошли первые весенние дожди. В сосновом бору в дюнах растаяли наметенные за зиму сугробы. Рижский залив с голубых своих плеч сбросил ледяной панцирь. Лишь кое-где у берега на мелководье все еще громоздились наваленные штормом торосы, но судьба их тоже была решена. С зимой сводились последние счеты.
Об этих весенних переменах я написал своему другу Августу Вердыню, с которым когда-то познакомился на Кавказе. Работал он заведующим механическими мастерскими в колхозе, был большим книгочеем, и время от времени я посылал в подарок Августу новые латышские книга, помогавшие ему, как он сам говорил, не забывать и освежать родной язык. Вот почему после нашей первой и единственной встречи между нами завязалась дружеская переписка, не слишком, впрочем, оживленная — письма по четыре в год.
Дней десять спустя я получил от Августа Вердыня ответ с приглашением приехать на Кавказ. Он мне советовал лететь самолетом, обещая, что сам или дочь его, Лайма, непременно встретят меня в аэропорту на машине. А еще он советовал с поездкой не медлить — в садах цветет миндаль, в горах лыжный сезон в разгаре, солнце пока нежаркое, и лавины не тревожат...
Прочитал я письмо и задумался. Сколько ж лет мы не виделись? Восемь? Нет, уже все десять. Помню, был жаркий августовский день, я остановил машину у колхозного продмага, чтобы купить минеральной воды. Разговорившись с продавцом, узнал: в колхозе у них работает мой земляк, латыш, знатный механик Август Вердынь. Женат он на абхазке, у них дочь Лайма... Август Вердынь, по его словам, мастер на все руки, а потому его и ценят. Год-другой назад заезжий инженер предложил ему хорошую работу на радиозаводе в Риге. Прослышало о том колхозное начальство, мигом выстроили Вердыню дом, сад посадили, скотину дали — только бы остался.
Хвалебные отзывы подогрели мое любопытство, и я решил познакомиться с Августом Вердынем. Идти далеко не пришлось, мастерские находились в двух шагах от магазина.
Среднего роста, широкоплечий, круглолицый, голубоглазый, и нос типично латышский — прямой... Это мог быть только он, и я с ним сразу заговорил по-латышски. Приятно удивившись, Вердынь протянул мне свою крепкую, жилистую руку. Так мы тогда познакомились и сдружились.
Его жене Ионе в ту пору было слегка за сорок, а дочери Лайме лет пятнадцать. Теперь — я знал это из писем — Лайма закончила сельскохозяйственный техникум и в том же колхозе работала садовницей.
Лайма запомнилась мне тоненькой, непоседливой
девчушкой, вся в мать: такая же смуглая, лицо продолговатое, глаза карие, а волосы черные как смоль. От Августа, кроме латышского имени Лайма, в ней не было ничего.
Помимо этих чисто дружеских воспоминаний меня в письме заворожила фраза «В садах цветет миндаль...». Слова эти столько волнений, печали вызвали в душе. Цветущий миндаль я впервые увидел в Испании, в восточных Пиренеях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224
Виртманис меж тем возился в своей каюте. Он еще не вполне осознавал всю серьезность происшедшего и мешкал умышленно. Ему вовсе не улыбалось очутиться за бортом: «Пусть капитанский любимчик Миезитис поусердствует. Ничего не случится». Виртманис вышел из рубки в тот момент, когда матросы втащили капитана на палубу. Он был без сознания и только-только начал приходить в себя.
Миезитис все еще оставался в воде. Подоспевшая тем временем новая волна подхватила его в свои объятия и с чудовищной силой ударила о борт. Когда матросы бросили спасательный круг, Миезитиса на поверхности видно не было.
До рассвета бороздила «Мемеле» безмолвные воды, но штурмана так и не обнаружили, он исчез навсегда.
Целый день просидел Виртманис в рубке, носа не высовывал. «Чего тебе стыдиться, чего бояться? — шептал ему на ухо чей-то голос.— Никто ведь не знает, что Миезитис тебе первому сообщил о случившемся и ты нарочно, только бы самому не прыгать за борт, волынил. Никто не знает об этом..» Но совесть все-таки заговорила, ее суд был честен и справедлив: «Негодяй ты, негодяй! Из-за тебя погиб человек, какой человек...»
Виртманис больше не мог выдержать суда своей со-
вести. Он встал и как побитый, шатаясь, спустился вниз, постучал в дверь капитанской каюты, несмело ее открыл. Зариныи спал; радист с минуту стоял молча, вслушиваясь в прерывистое дыхание спящего. Наконец капитан открыл глаза и, увидев радиста, спросил:
— Прогноз?
— Нет, товарищ капитан,— необычным, чужим голосом произнес Виртманис.— Товарищ капитан... Миези-тис погиб... Миезитис...
Горло у него перехватило, слова давались с трудом, но не говорить он тоже не мог.
— Товарищ капитан!
— Не скули! — прикрикнул на него Заринын, явно не понимая сути того, что ему пытался рассказать Виртманис.— Прекрати, моряки слез не льют. Моряки... должны стиснуть зубы...
Радист провел ладонью по мокрым щекам и замолк.
Там, за кормой, шумели воды Бикайского залива, те самые воды, которые навсегда поглотили штурмана Миезитиса.
Буря кончилась, но в душе Виртманиса она только начиналась. Как ни бодрился он, как ни старался держаться, мучила совесть. Она обращалась к нему, как следователь к подсудимому, на ясном, однако суровом языке, не упуская ни одной, даже самой незначительной подробности, ни одной тайной мысли.
«Кто ты такой? — спрашивала она много раз.— Кто ты такой? Человек или дерьмо? Отвечай! Отвечай!»
Капитан снова задремал, и Виртманис тихо вышел. Он поднялся к себе в каюту и тяжело, как якорь, упал на койку. «Бесчестье, позор! Лучше бы я потонул, а не он! Хорошо, что капитан не позволил мне говорить. О чем бы я стал говорить, что я мог сказать?.. Если ты человек, то и жить должен как человек!»
КОГДА ЦВЕТЕТ МИНДАЛЬ
В конце марта прошли первые весенние дожди. В сосновом бору в дюнах растаяли наметенные за зиму сугробы. Рижский залив с голубых своих плеч сбросил ледяной панцирь. Лишь кое-где у берега на мелководье все еще громоздились наваленные штормом торосы, но судьба их тоже была решена. С зимой сводились последние счеты.
Об этих весенних переменах я написал своему другу Августу Вердыню, с которым когда-то познакомился на Кавказе. Работал он заведующим механическими мастерскими в колхозе, был большим книгочеем, и время от времени я посылал в подарок Августу новые латышские книга, помогавшие ему, как он сам говорил, не забывать и освежать родной язык. Вот почему после нашей первой и единственной встречи между нами завязалась дружеская переписка, не слишком, впрочем, оживленная — письма по четыре в год.
Дней десять спустя я получил от Августа Вердыня ответ с приглашением приехать на Кавказ. Он мне советовал лететь самолетом, обещая, что сам или дочь его, Лайма, непременно встретят меня в аэропорту на машине. А еще он советовал с поездкой не медлить — в садах цветет миндаль, в горах лыжный сезон в разгаре, солнце пока нежаркое, и лавины не тревожат...
Прочитал я письмо и задумался. Сколько ж лет мы не виделись? Восемь? Нет, уже все десять. Помню, был жаркий августовский день, я остановил машину у колхозного продмага, чтобы купить минеральной воды. Разговорившись с продавцом, узнал: в колхозе у них работает мой земляк, латыш, знатный механик Август Вердынь. Женат он на абхазке, у них дочь Лайма... Август Вердынь, по его словам, мастер на все руки, а потому его и ценят. Год-другой назад заезжий инженер предложил ему хорошую работу на радиозаводе в Риге. Прослышало о том колхозное начальство, мигом выстроили Вердыню дом, сад посадили, скотину дали — только бы остался.
Хвалебные отзывы подогрели мое любопытство, и я решил познакомиться с Августом Вердынем. Идти далеко не пришлось, мастерские находились в двух шагах от магазина.
Среднего роста, широкоплечий, круглолицый, голубоглазый, и нос типично латышский — прямой... Это мог быть только он, и я с ним сразу заговорил по-латышски. Приятно удивившись, Вердынь протянул мне свою крепкую, жилистую руку. Так мы тогда познакомились и сдружились.
Его жене Ионе в ту пору было слегка за сорок, а дочери Лайме лет пятнадцать. Теперь — я знал это из писем — Лайма закончила сельскохозяйственный техникум и в том же колхозе работала садовницей.
Лайма запомнилась мне тоненькой, непоседливой
девчушкой, вся в мать: такая же смуглая, лицо продолговатое, глаза карие, а волосы черные как смоль. От Августа, кроме латышского имени Лайма, в ней не было ничего.
Помимо этих чисто дружеских воспоминаний меня в письме заворожила фраза «В садах цветет миндаль...». Слова эти столько волнений, печали вызвали в душе. Цветущий миндаль я впервые увидел в Испании, в восточных Пиренеях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224