Двое погибли на мадридском фронте, третий, старший, командовал бригадой. Так вот этот старший неделю назад повесился в поезде под Церберой — французские жандармы собирались отправить его обратно в Испанию, передать фалангистам.
— Повесился...— с грустью проговорил Селестино.— Вот бедняга. Неужто ничего другого нельзя было придумать!
— И правильно сделал, Селестино. Уж лучше наложить на себя руки, чем стать мишенью для врагов. Разве не знаешь: всех республиканцев, которых высылают обратно в Испанию, фалангисты там же в Пире и расстреливают? Ну, а теперь, пожалуй, пойду. Уж скоро светать начнет.
— Подожди, отец, еще дело есть. Как ты думаешь, нельзя ли мне завтра утром попасти поселковых овец? Очень нужно.
— Это мы устроим. Завтра я пойду пасти овец, хоть и не мой черед. Пригоню стадо к морю, а ты выйдешь навстречу.
— Договорились, отец.
— До свидания, ребята! Селестино, сын мой, до свидания!
Вентэро сел в лодку и, оттолкнувшись веслом, вышел в море.
Палафругельский концлагерь фалангисты устроили на месте общественного выгона, тянувшегося до самого Паламоса. Это обстоятельство вызывало недовольство не только местных жителей, но и овечьих и козьих стад, лишившихся добрых пастбищ. Овцы по старой привычке норовили пробраться туда, где теперь был концлагерь. И вот однажды стадо очутилось у самого забора. И когда теплые овечьи морды наткнулись на колючую проволоку, овцы задрали головы и, словно протестуя против попрания свободы передвижения, заблеяли что было мочи. Ближайший часовой, сидевший на вышке, пришел в ярость, осыпая пастуха бранью.
— Ротозей, растяпа, олух! Хочешь, чтобы из-за твоих дурацких овец нас всех в карцер пересажали? Нам приказано стрелять в каждого, кто приблизится к колючей проволоке. А ты тут со своей скотиной чуть ли не на голову садишься. Клянусь святым причастием, уложу все твое стадо, если это еще раз повторится!
— Сеньор, но разве в вашем приказе говорится, что следует расстреливать и овец, и коз, если те ненароком подойдут к колючей проволоке? — стараясь задобрить постового, отшутился пастух.— Было бы несправедливо, сеньор, применять к скотине те же правила, что и к людям.
— Потому-то, что в приказе ни слова не сказано о козах и овцах, я сейчас их перестреляю.
Постовой уже вскинул автомат. Пастух подбежал к самой будке, стал упрашивать:
— Смилуйтесь, сеньор, не стреляйте, прошу вас! Это же не мои овцы и козы. Если хоть одну потеряю, меня вечером в селении до смерти запорют. Я вам каждый вечер буду носить парное молоко, сеньор, только не стреляйте!
— Плевать мне на то, что тебя запорют! — продолжал выкрикивать постовой.— Твоя жалкая жизнь даже пули не стоит! Мы таких, как ты, каждый день сотнями на тот свет отправляем. Одной пулей сразу троих. Через год их всех перестреляем, тогда сможете здесь пасти своих паршивых овец. Ну да ладно, проваливай, покуда цел, и чтоб я больше ни тебя, ни стада тут не видел!
Пастух, тяжело опираясь на посох, заковылял вдоль колючей проволоки, зорко оглядывая лагерь. Пока он препирался с постовым, по ту сторону забора собралась толпа заключенных солдат-республиканцев. С удивлением смотрели они, как глупые овцы, блея во все горло, старались проникнуть в лагерь и, натыкаясь на железные колючки, пятились назад.
— Прочь, прочь! — кричал им пастух.— Прочь отсюда, неразумные!
Пастух, казалось бы, совсем не обращал внимания на то, что творится за колючей проволокой, однако он успел приметить там не одно знакомое лицо. Неожиданно до слуха его донесся шепот:
— Селестино, неужели ты?
— Тише,— отозвался Селестино.— Будьте готовы и ждите...— И опять почем зря принялся честить овец: — Прочь отсюда, проклятые! Живей, живей!
Скоро стадо с пастухом скрылось в лесу. Селестино высмотрел все, что было нужно. Теперь он знал, как расставлены сторожевые посты, как к ним лучше подобраться, откуда удобнее приблизиться к лагерю, сколько рядов колючей проволоки и где в ней проделать проходы. Узнал он также, что в лагере командир его батальона и несколько знакомых солдат. Разведка закончилась успешно, Селестино остался доволен.
За прибрежными соснами укрылось солнце. Море отливало золотом, а восток затянуло плотными тучами. К багряному горизонту протянулась темная тень Черного мыса, и с каждой минутой тень удлинялась. На берег сошли сумерки. Было душно. С моря порывами налетал сухой горячий ветер, он обжигал, словно дыхание какого-то чудовища.
И вдруг на землю обрушился ураган. С яростью ворвался он в прибрежные леса, завыл голодным зверем.
Огненным хлыстом тьму полоснула молния. С глухой
угрозой зарокотал гром. Земля, утесы испуганно задрожали. За первым ударом последовали второй и третий. Тяжелые, хлесткие капли вперемешку с градом застрекотали в сухой траве и на широких листьях агав. Все потонуло в потоках дождя, в беспросветной мгле, поминутно озаряемой вспышками молний.
На каменной площадке Ведьминой пещеры горел костер. Вокруг него расположились восемь партизан при полном вооружении. В озерке на волнах покачивалась лодка с установленным в ней пулеметом.
— Более удобного момента не представится,— сказал Селестино и поднял глаза к каменным дам пещеры, содрогавшимся от грома.
— Санчес,— он повернулся к сидевшему рядом партизану, худому, бледному, бородатому, как и все.— Ты с двумя товарищами останешься на берегу у лодки, в случае чего прикроете отступление.
— Селестино, мне бы не хотелось тебя покидать. Нам с тобой всегда везло,— сказал, улыбаясь, Санчес.— Помнишь, как вместе взорвали эшелон? Разве я не держался как надо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224