Но куда трудней найти такого же качества клен для низа скрипки. Клен труднее поддается сушке: твердые и мягкие слои древесины отдают влагу неравномерно. Порой это проявлялось лишь тогда, когда работа над инструментом была уже завершена. И такие скрипки могли пригодиться разве только для ресторанных оркестров, где царят ударные.
В дверь постучали: это почтальон принес письмо. От кого бы? Вот уже десять лет, как он развелся с Джиной, она редко подавала о себе весть. Глазуп надел очки и взглянул на конверт — от матери. На синеватой в клеточку бумаге Рихард прочел короткое послание: «Дорогой сынок! Как твои дела? Спаси нас! Мелиораторы от Ведь-миного болота копают канал прямо через сад и хотят спилить отцовский клен. Я просила их, но уговорить не могу. Если сможешь, помоги. Что же ты не приехал
убрать сено с лесного лужка? Хорошо, что колхоз выручил. Будь здоров! Любящая тебя мать».
Отцовский клен!.. Любящая тебя мать...
Рихард Глазуп снял очки, закрыл глаза, и вот зашумел огромный старый клен у хутора Кезбери, листья при легком дуновении ветерка зазвучали... Ранней весной на серебряных своих дудочках выводили трели жаворонки, в голых еще ветвях пели скворцы, а росистым ранним утром иволга, любимая птица матери, заклинала дождь, выводя свое «тиль-ри-лири-ла».
Отец на самодельной скрипке, которая и по сей день висит на стене в комнате Рихарда, умел передавать все коленца птичьих песен, виртуозно подражал самым сложным руладам соловья. Эта старая скрипка и породила, наверно, любовь Рихарда к скрипичному делу. Ему он отдавал все свое свободное время, жертвуя иной раз и отпуском.
«Что же ты не приехал убрать сено с лесного лужка?» — спрашивала мать, и Рихард мысленно ей ответил: «Я не мог, в сенокос не дали отпуска. Только неделю назад освободился, да Иманту надо ведь идти в школу». И сам же выругал себя: «Как это — не мог? Надо было настоять на своем. Не лги! Ты просто увлекся новой скрипкой. Будь откровенным хотя бы перед самим собой! Нельзя так! Мать стара, и ей без твоей помощи трудно...»
Рихард склонился над столом, где уже была приготовлена колодка для скрипки, и на обратной стороне материнского письма написал несколько строк сыну: «Имант, я уехал на хутор. Еда в холодильнике. Не транжирь деньги, живи бережливо, а главное — учись и занимайся скрипкой поусерднее. Думай о стипендии и о своем будущем! Я, наверное, вернусь не скоро. Прочти, что написано на обороте, и все поймешь. Отец».
По пути на вокзал Рихард завернул в магазин и набил рюкзак разной снедью: а то еще мать подумает, что сын живет бедно. Правда, не будь страсти к скрипкам, Рихард, столяр реставрационной мастерской, всегда нашел бы возможность подработать как следует. Не зря же знакомые говорили, что у Г лазу па золотые руки.
Конечно, Рихард мог бы жить и лучше, не мешай ему эта страсть. «Случается и так: девять ремесел, десятое — голод»,— обычно отшучивался с помощью пословицы Глазуп, когда об этом заходила речь. Он все понимал, но так хотелось хоть раз в жизни создать инструмент, подобный тем, что у Страдивари и Гварнери! И тогда
после концертов Иманта мировые знаменитости будут оставлять на этой скрипке свои автографы и спрашивать: «Где взял ты это чудо? В ее звучании серебро и медь». А Имант ответит: «Ее сделал мой отец, Рихард Глазуп, и подарил мне для первого концерта».
Разве этой мечте не стоит посвятить жизнь? Старый инструмент, висевший на стене, всегда напоминал об отце. Он хоть и не разбирался в вязи нот, но играл на этой скрипке не просто музыку, а свою жизнь, чувства и переживания, играл многообразные настроения этого пестрого мира, шум ветра, шелест листвы старого клена, птичьи песни. Вот почему Рихард с малолетства навсегда остался верен скрипке. В те дни отец с помощью рубанка, резака и наждачной бумаги не мог сделать того, что сегодня сын, вооруженный всем современным инструментарием. Отец ничего не знал о специальной колодке для скрипок, не слышал о «янтарном лаке». Свою скрипку он покрасил коричнево-красным и покрыл каким-то плохоньким лаком, чтобы придать блеск да легче было смахивать пыль. Футляр для скрипки — его отец тоже смастерил сам как умел. Правда, схож он был скорее с гробиком. Впрочем, отец иногда делал и гробы. Ведь в Курземе испокон веку придерживались древней традиции: свой «вечный дом» построить еще при жизни...
К вечеру Рихард Глазуп сошел на маленькой станции, где пассажиров ждал автобус, который тотчас отправился в районный центр. Рихарду надо было сойти на полпути и пройти от остановки километра два. Он уже издали увидел почерневшую соломенную крышу хутора Кезбери и огромный клен, пламенеющий как факел в последних лучах заходящего солнца. Листву, очевидно, уже прихватили первые заморозки, которые осенними ночами подкрадывались из Ведьминого болота раньше, чем в других местах. Но когда выкопают отводной канал, то болото осушат, а на его месте будут плодородные поля — здесь посеют овес, посадят картофель.
«Все это, конечно, хорошо, необходимо,— думал Глазуп, медленно шагая к дому.— Но на кой черт понадобилось мелиораторам уничтожать это вековое дерево, равного которому во всей округе не сыщешь? Не знают они, конечно, что этот клен видел смерть отца, не говоря уже о песнях любимой иволги матери».
Мысли Рихарда прервал Пиксис; он выбежал навстречу, виляя хвостом, радостно повизгивая. За ним шла озабоченная мать.
— Все же ты приехал, сынок! — воскликнула она, обняв Рихарда только что вытертыми, но еще влажными руками.
Чувствуя обычную сыновнюю неловкость, когда мать горячо выражает свою любовь, Рихард снял рюкзак:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224