[vii] , но она есть некоторого рода вездесущая
атмосфера, которая так же неотделима от первоосновы как центр
а, как от солнца неотделим свет, объемлющий, наполняющий и пронизывающий
пространство. Поэтому первооснова есть всеединство или
всеединое .
На этом основоположном соотношении ещ
е раз подтверждается, таким образом, всеобъемлющий характер принципа
антиномистического Ц в данной связи антаг
онистического Ц монодуализма. Мы уже указывали, что антагонистич
ескую двойственность между внутренним самобытием и внешним предметным
бытием нельзя вычеркнуть из бытия, объявить несуществующей;
эта двойственность есть факт, который наша мысль обязана честно признат
ь как таковой. Но этой фактической двойственностью дело не кончает
ся: то, что «снаружи» есть два, извнутри раскр
ывается в своей последней глубине как одно или как проистекающее из
одного .
5. Первооснов
а как Святыня («Божество»)
Первооснова как жив
ая целостная правда, как сущий творческий смысл и абсолютный первоисточ
ник бытия, разумеется, не может быть «познана» в обычном смысл
е этого слова; ни в каком смысле она не есть «предмет» познания, «содержан
ие» которого можно было бы «раскрыть» или «показать». Мы уже видели, что п
ервооснова бытия сама не есть даже бытие Ц в том смысле, что о
на свободна от темного, непроницаемого элемента фактичности,
слепой необходимости, который присущ бытию. И, с другой стороны, она н
е совпадает, как уже было сказано, с открывающимся в самосознании светом
сознания или познания. Лишь одним способом мы можем сделать как-то позна
вательно видимой эту первооснову Ц или, точнее говоря, можем помочь наш
ему духу быть открытым для ее уловления. Вспоминая о принципе потенциров
анного, трансцендентального мышления, мы осознаем (к чему мы, собственно,
уже были приведены в размышлениях предыдущей главы), что теоретически и
реально безусловно неустранимое различие между значимой в себе ценнос
тью (или «смыслом») и грубой фактичностью есть все же отношение
и, тем самым, связь между ними Ц хотя бы и антагонистичес
кая Ц в пределах реальности Ц и, тем самым, свидетельство трансрациона
льного их единства. И это трансцендентальное мышление само п
роистекает из живого углубления нашего духа в предносящееся ему единст
во, как в подлинно первое и последнее, в чем в конечном счете укоренена и ч
ем обоснована всякая реальность.
Это есть то глубокое утешение Ц не утешение, которого мы должны были бы и
скать в мучительном напряжении или которое нам нужно было бы «вымучиват
ь», а утешение, открыто и с полной самоочевидностью даруемое нам, которое
мы находим во всяком духовном углублении и, тем самым, в проистекающем из
него трансцендентальном мышлении. Поскольку дело идет о последней, всео
бъемлющей непостижимой реальности, вообще противоестественно и против
оречиво останавливаться на чистом отрицании, на «нет» или
«не» как таковом: ибо всякое « нет » или « не
» само уже предполагает то единство , внутри и на основе к
оторого оно имеет смысл и значимость. В области духовной и абсолютной ре
альности мы имеем и все то, чего нам недостает, Ц ибо, не имея е
го, мы не могли бы и сознавать его отсутствия. Весь траги
зм лишения вырастает сам в конечном счете из покоя невидимого, неосознан
ного, скрытого обладания. Ведь даже пресловутые кантовские «сто та
леров», которые, как известно, легко можно вообразить и мыслить, не имея их
в своем кармане, Ц должны все же где-то существовать, для того чтобы я мог
вообще к моему огорчению констатировать их отсутствие в моем
кармане. А там, где дело идет не о «ста талерах», а <о> первореальности,
по самому своему существу доступной всем и непосредственно
себя всем дарующей, Ц там всякое сознание отсутствия есть вместе с тем и
прочное, обеспеченное вездесущим откровением обладание.
Но это в конечном счете означает, что первооснова в качестве правды
и жизни Ц которая, как могло бы показаться, открылась нам здесь, в рефлекс
ии, лишь на пути сложных и трудных соображений Ц сама по себе открываетс
я нам именно в форме непосредственного откровения. И здесь мы
разумеем под «откровением» не то, что в более узком смысле разумеет под н
им богословие, а уже намеченное нами во второй части общее существо свое
образного самообнаружения или самосообщения, которое под именем «откр
овения» мы отличаем от всякого «познания». Ведь не мы в силу н
ашей собственной активности овладеваем через наш познавательный взор
этой первоосновой и проникаем в нее, а, напротив, она сама овла
девает нами, проникает в нас и на этот лад открывает себя нам. И
притом здесь дело идет о самом существе откровения как такового, как бы о
его трансцендентальном принципе. Ибо всякое откровение есть в конечном
счете свечение, освещенность, явление себя в свете ; здесь же д
ело идет о самом свете, который как бы озаряет сам себя и, тем са
мым, все остальное. Этот свет нет надобности долго искать Ц более того, ег
о по самому существу даже нельзя искать; ибо как могли бы мы бл
уждать в темноте перед лицом самого света или искать «уяснен
ия» самой очевидности как таковой?
Мы уже видели выше: достаточно одного незаметного внутреннего сдв
ига души, одного мгновенного ее самораскрытия, чтобы то, что казалос
ь нам темной бездной, чуждость и неосмысленность которой нас страшила, о
бнаружилось как исконная родина и твердая почва нашей души или Ц как мы
можем теперь прибавить Ц как тот самый свет внутренней правды,
которого мы ищем вне нас силою его же самого
в нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208