«СВЯТЫНЯ» ИЛИ «БОЖЕСТВО»



Ј'3f

ΰ'3f

ΰ'3f
ξ'3f

Ή'3f




…





[1] Са
мое божественное знание Бога есть то, которое познается через неведение
( Дионисий Ареопагит . О божественных именах, гл.
VII , 3.).[1] .
Дионисий Ар
еопагит
Der Abgrund meines Geistes ruft immer mit Geschrei
Den Abgrung Gottes an: sag, welcher tiefer sei
?
Angelus Silesius
[i] Глубины духа мо
его с тревогой, постоянно взывают
К глубинам Бога: Скажи, которые бездон
ней?
(Op. cit. I, 68).[i]
Viderim me Ц viderim te
[ii] Увижу себя Ц увиж
у тебя (лат.).[ii]
Бл. Августин
Глава
VIII
СВЯТЫНЯ («БОЖЕСТВО»)
Противополо
жность между внешним и внутренним миром и проблема их внутреннего единс
тва
Мы исследовали непо
стижимое в двух измерениях бытия: в предметном бытии, первооснова которо
го нам раскрылась как безусловное бытие, и в реальности, дающей о себе зна
ть через самооткровение, как оно проявляется в нашем непосредственном с
амобытии и осуществляется в трансцендировании к «ты» и к духовному быти
ю. Как «внешний», так и «внутренний» мир оказались в своем основоположно
м существе формами обнаружения непостижимого. И теперь возникает вопро
с: в каком отношении друг к другу стоят эти две формы проявления непостиж
имого в двух разнородных измерениях бытия? Существует ли объемлющее их е
динство, единая реальность, из которой они обе проистекают, и если да, то к
акого рода эта реальность?
Это отнюдь не есть «праздный» теоретический вопрос Ц это есть мучитель
ная основная проблема человеческого бытия Ц проблема, которая неустра
нимо становится самой судьбой человека. Человеческое бытие,
поскольку оно, с одной стороны, сознает себя само, свое непосредственное
самобытие во всем его своеобразии Ц глубины своего собственного «внут
реннего» бытия как единичного существа и как самобытия, расширенного до
связи «я-ты» и духовной жизни, Ц и поскольку, с другой стороны, оно сознае
т себя стоящим в чуждом ему предметном мире, как бы брошенным в
этот мир, Ц искони полно трагизма этой двойственности и несогласов
анности и ищет из него исхода.
Правда, этот трагизм часто остается незамеченным. Мы уже упоминали, что с
уществует естественная склонность вообще не замечать непосредственно
го самобытия как такового, в его своеобразии и принимать предметное быти
е за единственную реальность вообще. Таково естественное жизнечувстви
е человека, не искушенного горьким опытом безнадежной колли
зии между этими двумя мирами, Ц жизнечувствие большинства людей в молод
ости или людей, «преуспевающих» в жизни и внутренне удовлетворенных эти
ми успехами, Ц людей, которые никогда не испытали достаточно остро и глу
боко таких фактов, как крушение мечтаний юности, превратность судьбы, ут
рата близких или неминуемо предстоящая собственная смерть. В таком жизн
ечувствии человек пытается как-то раствориться в предметном бытии, удоб
но «устроиться» в нем, окончательно и всецело «приспособить
ся» к нему. Реже встречается, но все же мыслима и противоположная установ
ка, которая также пытается обойти трагическую коллизию двух миров. Эгоце
нтрические натуры способны воспринимать все бытие, все, что выпадает на
их долю и в чем они участвуют, как «переживание», т.е. как нечто, входящее в с
остав их собственного «внутреннего» самобытия. Ибо в качестве «образа»
или «впечатления» все, что испытывается нами и нас затрагивает, входит н
екоторым образом в нас, срастается с нашим внутренним миром, становится
его содержанием. Все в какой-либо форме доступное нам бытие становится т
огда для нас чем-то вроде нашего сновидения, и вся наша жизнь совладает со
сном. И отвлеченная мысль санкционирует это жизнечувствие в теории «суб
ъективного идеализма» так же, как она санкционирует противоположное жи
знечувствие в теории «позитивизма» или «эмпирического реализма».
Однако обе эти установки, будучи выражением простой слепоты или инстинк
тивного скрывания от себя правды, в конечном счете все же бессильны усто
ять перед реальностью трагической двойственности, властвующей над наш
ей жизнью. Не нужно быть философом, чтобы рано или поздно быть потрясенны
м столкновением этих двух миров. Где это столкновение достаточно сильно
, чтобы нанести удар нашему внутреннему существу, там и у самого закорене
лого реалиста, направленного на одно лишь предметное бытие, открываются
глаза на неустранимую реальность его внутренней жизни, которая обнаруж
ивает себя в страдании и тоске. Тем более просыпается при этом столкнове
нии идеалист от сна своей жизни и видит тогда с полной явственностью, что
предметный мир есть нечто большее, чем его собственное переживание, чем
сновидение его души: предметный мир дает ему знать о себе как о некоторой
непреодолимо-объективной, чужеродной и жестокой реальности. Шутливое з
амечание Гете, что камни, которые студенты в Иене бросали в окна дома Фихт
е, суть лучшее доказательство бытия «не-я», имеет совершенно серьезное з
начение. Испытания внутренне потрясающего нас столкновения между пред
метным бытием и нашим непосредственным самобытием не может выдержать н
и эмпирический реализм, ни мечтательный идеализм. Оба тогда опоминаются
и стоят перед метафизической проблемой во всей ее жизненнос
ти и серьезности. Тогда обнаруживается, что «мир» не есть ни естественна
я родина «души», ни ее «переживание» и что «бытие-в-мире» есть, напротив, т
яжкая, горькая судьба души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208