Что было дальше... не помню. Хорошо запомнил только, что камни катились на нас не с вершины, а с другого уступа, немного выше, и падали будто с точным прицелом.
Врачи на следующий же день, как мы оказались здесь, поставили нас на ноги. Ходить уже можно, но голова еще кружится, Капиталу тоже досталось, но я не перестаю удивляться врачам, которые делают настоящие чудеса. Все наши раны быстро заживают. Переломов, не оказалось, и это тоже чудо. Полностью согласен со словами капитана: «Остаться в живых под таким дождем — большое счастье».
О случившемся с нами мы говорили, но только шепотом. Рамазанов угадал мои мысли, мои сомнения:
— Не знаю, прав ли я, но сейчас поведение «власти» вызывает у меня большие подозрения. Не заманил ли он нас в западню со своим джейраном?
Я тоже склонялся к этой мысли. Или так всегда бывает — когда в беде один уцелел, то именно его начинают подозревать в коварстве... Но я не высказал своих сомнений капитану. Согласиться с ним — значит непроверенный факт поставить на обе, ноги. Рановато. И я промычал что-то неопределенное, вроде:
— Но как он мог знать, что глыба не трахнет его по голове, стоял же, рядом? — Я вспомнил не то книгу, не то фильм и задал вопрос капитану: — Мы стреляли из ружей?
— Стреляли.
— Сразу из трех?
— Залпом.
— Если так, то мы сами себе на голову сбросили лавину. Годы не только людей старят, но и горы. Скалы трескаются. Ветер их обдувает, делает неустойчивыми, дробит на отдельные глыбы. Малейшего толчка достаточно, чтобы какой-нибудь камень потерял опору...
— Еще что?
— Еще? Слушай. Горы, по-моему,— живой организм в природе. Они тоже растут. Происходит их перемещение. Очень резкие смещения мы .называем землетрясением, а мелких не замечаем и не чувствуем...
— Ты — геолог; туркмен гардаш?
— Нет, с чего ты взял?
— Тогда не мучайся, не учи горца. Чтобы знать про все то, что ты сейчас рассказал, не надо кончать института, хватит и среднего образования. Я же чувствую горы вот этим местом...
Я не стад уточнять, каким местом он чувствует горы, потому что увидел, ч,то Рамазанов сердится и вот-вот закипит как чайник. Чтобы успокоить его, я побыстрее перевел разговор в прежнее русло:
— Сдаюсь!.. И скажу правду, капитан: в меня тоже кой-какие сомнения закрались. Но не только по поводу нашего горца, а больше в связи с Мегеремом. Его подозреваю. Доказательств у меня нет, но, когда я падал и терял сознание, почудилось, что слышу топот не то ног, не то копыт, даже ржанье донеслось, и, по-моему, мелькнул силуэт человека. Не знаю, может, это была галлюцинация, мираж...
— Если бы Мегерем приехал, власть о нем бы сказал нам. Не так-то легко прятаться в горах незамеченным. Ему сразу донесли бы об этом. Ну, а если он скрывался в горах — у него шапка-невидимка есть, что ли? Иначе как бы он узнал, что мы собрались на охоту? Кто ему об этом сказал? Допустим, он от кого-то услышал, что мы пошли охотиться, так кто, ангелы небесные, что ли, доложили ему, что мы полезем на ,ту именно скалу?
Мои шаткие доводы Рамазанов скосил, как траву режет острая коса, и развеял по воздуху как вихрь, налетевший с кибла. Он, конечно, сделал это не оттого, что немного продолжал сердиться на меня,— ох и горячий народ гор-цы!— и не для того, чтобы отстаивать свою версию. В спорах рождается истина. Мы высказывали противоположные точки зрения, чтобы тщательно их проверять. Мы — как неопытные портные: сделаем шов и начинаем растягивать его, распорется — сшивай заново, а лучше бы кроить по-другому. Настоящий мастер знает, какой материал какими нитками лучше сшивать. Такой мастер должен быть в первую очередь хорошим закройщиком. Пусть не обвиняют меня в переоценке нашей профессии (а кто обвинит... дневники же никому не показывают... Впрочем, майору показал бы...), но я бы сравнил ее с профессией портного. Мне кажется, что капитан Рамазанов — тот мастер, который освоил все секреты своей профессии.
Почему он так легко распорол мои швы? Думаю, потому, что они временные. Это раз. Нитку я взял первую попавшуюся. (Почему я решил, что Метерем непременно отправится в Цумаду?) Это два... Иглу взял неподходящую. (Если поехал, туда, то на чем?) Три... Вдел нитку в иглу, а конец не завязал. (Что я знаю о намерениях Мегерема вообще?)
Нет, если захотел сшить прочную одежду, товарищ портной, постарайся и нитки подобрать, и иглу выбери... Такой шов сделай, чтобы сам Рамазанов не мог его распороть! Сделаю именно так, товарищ майор Мовлямбердыев! (Кажется, начал хвастать...)
Мы уже ходим по палате и по коридору, но, надо сказать, вид у нас жалкий - обклеены ленточками пластыря, обмотаны бинтами. Мы не обижаемся на тех, кто нас жалеет, а то и безнадежно машет рукой: «Конченые вы люди...» Но исподволь мы надоели врачам, канюча: «Выписывайте, выписывайте побыстрее, у нас срочные дела». Это ведь сущая правда...
...Опять любуюсь Каспием. Сегодня, на пятый день пребывания в больнице, нам снялд повязки и выписали, взяв подписку: «По личному требованию больного». Просили через день приходить показывать ушибы.
Если мы с Рамазановым в дни безделья не смогли друг друга убедить в правильности своих предположений (его — по поводу председателя сельсовета, моих — о Мегереме), то, по крайней мере, взаимно уяснили наши точки зрения.
В Цумаде, хочешь не хочешь, придется побывать еще раз, но сначала надо было узнать, находился ли Мегерем дома с 20 по 23 февраля. Капитан быстро выяснил, где он живет, кто соседи. Оказалось, сосед у него один, по левую сторону его двора, справа — пустырь.
Скажу откровенно: я считаю, что мне здорово повезло,— Мегерем жил на той же улице, что и Сулейман-ага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85