он что, взбесился, или мы ему надоели?
— Наверняка кого-то увидел, подождем,— сделал предположение Хаиткулы и придвинулся к окну.
Шофер захлопнул переднюю дверцу и принял самостоятельное решение.
— То, что увидел он, должны видеть и мы, товарищ майор.— С этими словами он развернул машину, включил дальний свет. Сноп света выхватил из темноты забор, сарай, какие-то будки.
Они ждали. Хаиткулы не ошибся. Резчик возвращался не один, но с кем — понять было трудно: человек закрывал обеими руками лицо, ослепленное светом фар. Когда они подошли ближе, первое, что узнал Хаиткулы,— шапку с отвислыми ушами. Хотя на рисулке одно ухо было оттопырено, он узнал ее сразу. Увидев воротник — тот же самый, который изобразил резчик, и шарф, конец которого болтался сейчас на животе у пьяницы,— Хаиткулы не сомневался: пойман один из настоящих авторов трафарета «высокое напряжение».
— Это он, та самая свинья, которая заставила нас мотаться по городу.
Резчик подвел пойманного к задней дверце, около которой стоял Хаиткулы, но майор в темноте не мог разглядеть ,го лица. Он пожалел, что не захватил фонарик.
— Точно он? Не ошибаетесь?
— Я же вам говорил, мне на человека надо один раз посмотреть, чтобы на тысячу лет запомнить.
Хаиткулы уловил тошнотворный запах перегара.
— Повернитесь ко мне, пожалуйста. Кто вы? Что здесь делаете в такой поздний час в нетрезвом виде?
— Иду домой! Й-я, й-я... А ты кто? Какого черта здесь шляешься?
— Я из милиции.— Хаиткулы уже узнал этого человека.
— Мы должны будем вас задержать.
— Домой? И-и-или... куда?
— Сначала в отделение милиции, а потом посмотрим, домой или не, домой. Фамилия, гражданин?
— Т-т-товарищ... Я — Хаитбаев. Ат-ат... Атабай.
— Очень хорошо. Вот и познакомились, Атабай Хаитбаев. Мы вас долго искали, а вы, оказывается, прогуливаетесь здесь...
— Й-я, й-я... я сказал; иду к себе домой!
Сдав, пьяного дежурному и попросив наблюдать за ним — не натворил бы беды,— Хаиткулы крепко пожал руку резчику:
— Еще раз спасибо за помощь. Скоро увидимся. Шофер вас отвезет домой. Спокойной ночи!
Утром, придя на работу, Хаиткулы сразу же вызвал Ха-итбаева. Было холодно, но он открыл форточку, заварил чай и стал ждать.
Хаитбаев понятия не имел, где он находится и кто сидит перед ним. Он не помнил, ничего, что было накануне. Хаиткулы сначала объяснил все, потом вытащил из-под настольного стекла фотокопию рисунка, сделанного резчиком, положил ее на край стола:
— Вы знаете этого человека?
Хаитбаев взял снимок и положил на прежнее место:
— Не знаю.
Пока хозяин кабинета молча разливал чай в две пиалы, Хаитбаев осторожно, словно драгоценность, опять взял снимок, поднес к глазам, спросил:
— Как к вам попала моя фотография?
— Выпейте чаю...
Ему хотелось пить, он взял двумя руками пиалу, но пальцы так дрожали, что половину пиалы расплескал, пока поднес ко рту. Сделал несколько глотков.
— Почему меня привели к вам? Я что-нибудь плохое... товарищ начальник?
— У меня, как у всех, есть имя. Мне оно кажется не хуже других... Хаиткулы. Зови меня по имени. Ладно, Атабай? — Хаиткулы, усердно дуя на свой чай, снизу бросил взгляд на Хаитбаева.— Возможно, мы с тобой одногодки...
— Я с тридцать восьмого, Хаиткулы... Хаиткулы-ага,— Дряблые щеки Хаитбаева задрожали.
— Вы старше меня. Я должен звать вас «ага», а вы имеете полное право называть меня запросто — Хаиткулы.
Хаитбаев протянул двумя руками пустую пиалу, Хаиткулы налил в нее чай, а тот так и продолжал держать ее на весу: мысли его витали неизвестно где. Потом опомнился, сделал глоток.
— Вы на год больше, чем я, ели хлеб из джугары1. Мы с вами были бы благодарны, если бы джугаре поставили памятник, ведь она нас в войну спасла от голода... Не правда ли?.. Кстати, старики в городе?
— Хотите узнать, есть ли у меня родители?.. Да, у меня и отец и мать живы.
— Вы счастливый человек, Атабай!
— Зато отец и мать несчастные... Их проклятья не действуют на меня. Мне бы умереть...— У Хаитбаева выступили слезы, он побледнел, закрыл лицо шапкой.— Да, да... Чем так жить, лучше умереть.
— Того, кто делает несчастными своих родителей, и земля не принимает. Видно, родители ваши по-настоящему вас еще не проклинают, жалеют... Чем смерти себе желать, лучше позаботьтесь,, чтобы им было хорошо. Я думаю, не только они вами недовольны.
— Вы уже все знаете?
— Ничего не знаю. Я вас вижу второй раз. Мы давно начали вас разыскивать, но, кроме этого рисунка, у нас никаких сведений о вас не было.
— Как же вы узнали, что у меня нет больше семьи, моей милой супруги, детей?
— После того, как посмотрел на рисунок. Да все это написано и на вашем лице...
— На лице? — Он, захлебываясь, допил остававшийся в пиале чай.— Ничего на нем нет... Зачем вы, Хаиткулы-ага, сейчас сказали мне, что я счастливый? Зачем? Чтобы сделать меня еще несчастнее? Да?!
Хаиткулы закурил. Глубоко затягиваясь, молча смотрел на Хаитбаева,
— Не ковыряйтесь в моей душе! — взвизгнул тот.
Они оба замолчали надолго.
...Читателю трудно догадаться, почему Хаиткулы замолчал после так энергично начатой им беседы.. Автор откроет причину: в левой стороне груди майор почувствовал нестерпимую боль. Он и прежде ощущал покалывания в сердце, но сейчас это было совсем другое: как будто кто-то сжал его сердце своей ладонью и не хочет отпускать. Хаиткулы почувствовал, как тяжелеет его затылок, пот выступил на лбу. Он нашел силы загасить сигарету, забыв о Хаитбаеве, закрыл глаза. Физически состояние их сейчас было примерно одинаковым, и если бы Хаитбаев не был бы так равнодушен ко. всему окружающему, он удивился бы потерянному виду своего собеседника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85