..
Рябой с почерневшим от отчаяния лицом бросился навзничь, хватая пальцами сухую землю. Горе его было так велико, что он забыл о ноже, спрятанном в голенище сапога, который он прихватил с собой на тот случай, чтобы прирезать петуха, если тот проиграет.
Берекет собрался было подойти к своему герою, но увидел незнакомого человека, приглашающего подойти к нему. Ему стало не по себе...
Берекет Баракаев ли от чего не отпирался. Хаиткулы отменил свой вылет в Бухару. В Ташкенте ему предстояло задержаться не на день и не на два.
ЧАРДЖОУ
Мартироса Газгетдиновича Тамакаева, опытнейшего прокурора-криминалиста, больше всего беспокоило то, что личность убитого до сих пор не была установлена. Хотя этим сейчас занимались и уголовный розыск, й прокуратура, непрерывный обмен мнениями по этому поводу, разного рода предположения, возникавшие в кабинетах прокуратуры, а потом проверявшиеся в милиции или наоборот, результатов не давали.
Он только что вернулся после обеденного перерыва, чувствуя тяжесть во всем теле, и не успел еще нацепить на крючок свою широкополую шляпу, как требовательно зазвонил телефон. Он медлил снимать трубку, но звонок не прекращался, и он поднял, ее.
— Что такое, кого вам? — Тамакаев был не в духе. Узнав по голосу звонившего, заговорил еще резче: — Не даете раздеться! Какое у вас ко мне дело, скажите откровенно? Лучше бы установили, кто убит, тогда бы и звонили... Когда это произойдет?
Звонивший, по-видимому, сообщил Тамакаеву нечто заслуживающее внимания, потому что прокурор-криминалист сбавил тон:
— Хорошо... Приходите сейчас же.
Звонил ему Талхат Хасянов, а поскольку милиция и прокуратура находились на одной улице, напротив друг друга, то прошло совсем немного времени, как в коридоре послышались его. быстрые шаги.
Он вошел в своей новой куртке, шелестевшей при каждом его движении, и с торжествующим видом положил перед Тамакаевым листок бумаги.
— Мы свое дело знаем, товарищ Тамакаев!
Прокурор-криминалист мог бы ответить инспектору угрозыска колкостью, но решил этого не делать. Чем дольше читал и перечитывал он бумагу, тем больше вытягивались вперед его губы. Читать-то особенно было нечего, но Тамакаев не мог оторваться от этих пяти-шести строк, напечатанных на белом листе:
«Радиограмма. Оставив кош Юзкулач вблизи колодца Дашгуйи, ушел подпасок чабана Сарана. Никто не видел его с утра. Если не принять срочных мер, мальчик может погибнуть. С песками он незнаком. Радист (фамилия)».
Тамакаев протянул радиограмму Талхату:
— Дашгуйи... Саран...
— Вы его знаете? — удивленно спросил Талхат.
— Дашгуйи, чабана Сарана и ты увидишь, когда нужно. Если эта радиограмма имеет к нам отношение... Хотя имеет. Это было понятно по тому, как ты шел в этот кабинет, да и по лицу твоему видно... Когда послана радиограмма?
— В день убийства.
— Какие у тебя сведения о подпаске?
Талхат открыл глянцевую папку, но не прикоснулся к лежавшим в ней бумагам, начал докладывать по памяти:
— Зовут парня Акы, фамилия Довранов. В семье он единственный сын. В прошлом году окончил школу. Сначала хотел поступить в политехнический институт, но сразу после выпускных экзаменов круто переменил намерение. Всех удивил — решил стать чабаном. Скромный, вежливый, работящий — так о нем говорят и учителя, и комсомольцы. Но бывал и вспыльчивым. Чабан Саран с родителями подпаска в хороших отношениях. Его никто не подозревает,..
Дверь вдруг открылась, и он замолчал. Секретарша вошла, сказала только одну фразу: «Прокурор просит зайти» — и повернулась, чтобы уйти. Тамакаев сердито остановил ее:
— Скажите прокурору, что я занят. Освобожусь и приду... минут через десять. А вам я должен сделать замечание: входить без стука в мой кабинет запрещаю. Пусть это будет в последний раз! Запомните хорошенько!
Он не видел, как секретаршу задели его слова, не слышал, как слегка стукнула за ней дверь. Повернувшись к Талхату, он слушал его, а тот продолжал:
— Никто не думает на чабана, хотя они только вдвоем живут в коше Юзкулач. Но то, что Акы ушел, бросив овец, непонятно никому.
— Какое расстояние между кошем Юзкулач и колхозом? Интересовались?
— Аййи... да.
— Сколько километров?
— Шестьдесят — семьдесят.
— Кто из родных Акы живет в городе?
— Никого.
— Знакомые, друзья, близкие есть?
— Никого нет.
— Может быть, одноклассники приехали сюда учиться?
— Не знаю. Не спросил...
— Неправильно поступили.
Тамакаев взял чистый лист, поставил на нем жирную точку, рядом написал: «Кош Юзкулач». От этой точки он провел длинную линию, на конце которой нарисовал такую же жирную точку, пометил: «аул». От нее провел еще линию, на конце которой написал: «Чарджоу», потом соединил «Чарджоу» и «Кош Юзкулач». Получился треугольник.
— Смотри!—Тамакаев ткнул в него пальцем. — Между кошем и аулом лежит дорога длиной в шестьдесят — семь^ десят километров, как ты сказал, хотя мог бы узнать поточнее... Между первой и третьей точкой расстояние побольше, километров сто, и прямой дороги здесь нет. Акы исчез...
— Одиннадцатого февраля.
— Одиннадцатого...— Тамакаев написал цифрами дату на том же листе.— Когда точно передана радиограмма?
— Одиннадцатого в два часа ночи.
— Что нам сейчас делать? — Тамакаев написал на том же листе и время, в какое была отправлена радиограмма. — Что делать? Определить маршрут, по которому подпасок мог уйти из коша. Зная, как он передвигался, можем узнать, чьей он стал жертвой. Это ведь он убит у овощебазы?
— Да.
— Родных Акы из аула вызывали? Опознали убитого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85