Своими руками растерзал бы
Гада.
Талхат вдруг понял, что потерял инициативу; как говорится, лодка поплыла по течению, надо брать весла в свои руки.
— Подпасок потерялся в прошлую пятницу?
— В пятницу.
— Кто к вам за день до этого приходил?
— К нам?.. А ты думаешь, кто?
— Я спрашиваю.
— Такой, как ты. «Я из Ашхабада, из милиции»,— сказал. Как приехал, так я покой потерял. Тебя увидел, опять черти на душе заскребли. Разве не почувствовал?
— Почувствовал. Как себя назвал приезжий?
— Эх, милисе-хан, разве у меня есть память. Где она, моя намять?
— Он был в форме?
— Нет, в гражданском...
— Один был?
— Ко мне пришел один. Не помню, вроде бы сказал: в другом коше есть еще один, его товарищ. Так он сказал, не знаю, кызыгар, правду сказал или нет. И машина наша там, сказал. Он проверяет одно дело, а я другое, сказал. Я не придал этому значения. У меня хватает своих забот.— В голосе Сарана снова послышалась горечь.— Как вспомню, что случилось,— волосы дыбом встают. Зачем нужно вам терять время вот так. Что хотите узнать от меня? Чем трепать за бороду аксакала — мне-то за семьдесят, — лучше ищите того кровопийцу.
— Вы правы, Саран-ага, только мы тоже не просто так мотаемся по пустыне. Разве, кроме коша Сарана, здесь нет других кошей? Разве, кроме Сарана, нет других чабанов?!
В чьем коше был товарищ того милиционера? Опять приходится вам голову морочить, уж извините, но вы же сами об этом сказали. Даю слово: пока в том коше не побываю, отсюда не уеду.
— Вах-хей, откуда мне знать! Он не сказал, в каком. Я не спрашивал.
— Вы поверили, что он милиционер был, или сомневались?
— Документов я не спрашивал. Приезжие входят в кибитку и сами называют себя. Мы им верим, мыхманам1. Если нет государственных дел, какого черта они будут здесь болтаться? В наше время свободных от работы рук не бывает. Если у негодяя был кровавый умысел, нечего ему было ехать сюда, для. этого нашел бы другое место и другое время. Верно говорю или напрасно болтаю? Что скажешь, милисе-хан?
— Ничего другого не скажу, кроме «верно говорите», яшулы... Обо мне тоже подумать можно — надел чужую форму. Я этому не удивлюсь...
— Хай, берекелла! Что поделаешь! Пустыня. Мы тоже, кызыгар, бываем как дети, а пословица-то говорит: «Не знаешь — не уважай». Но... ведь и мы грамоте обучены, худая шукур!.
Талхат сунул руку в боковой карман кителя, сразу выдернул ее, будто обжегся,—забыл, что там лежал пистолет. Извлек из другого кармана служебное удостоверение, протянул Сарану. Тот взял его, не поленился прочитать все, что там было написано, вернул Талхату.
— Видно, впредь надо будет делать так же.
— Еще один маленький вопрос, а потом разойдемся в разные стороны.
— Зачем один, задавайте сколько их у вас есть, мой рот платы не берет.— Саран легонько вздохнул.
— Кто были те, что пересчитывали ваших овец? Талхат готов был поклясться, что Саран «забудет», кто они были. Спросил же лишь для того, чтобы показать Сарану, что и он кое о чем осведомлен. Но он ошибся.
— Уруссемов и Ходжакгаев. Сверху! Из народного контроля. Люди из себя видные. Таких быстро не забудешь. Фамилии редкие, хорошо запоминаются. Все переживали,
не угощаю ли я их из государственного кармана. Даже надоели. Будто мы хоть для кого колхозных овец режем, кызыгар!
— Как они вели себя?
— Обыкновенно. Пересчитали овец два раза! Как будто мне верить нельзя.
Пока они говорили, Саран не забывал подливать из термоса чай в пиалу Талхата. Чувствуя, что инспектору хочется задать другие вопросы, сказал:
— Кушайте, что бог послал, никто нас не торопит. Овечки пасутся, собаки стерегут... Давай, давай (это он сказал по-русски)... спрашивай! Не просто так ведь колесил за барханы. Нужное дело делаешь!
— Саран-ага, как вы думаете, не мог ваш последний гость что-нибудь дурное .сделать подпаску? Подпасок, перед тем как уйти от вас, встретился... и кое-что рассказал.— Талхат нарочно сказал это неясно, посмотрел Сарану прямо в глаза, но тот благополучно миновал и эту ловушку. В эту минуту он неловко подвинулся и опрокинул термос, чай разлился. Оба вскочили, Саран стал собирать сачак, Талхат помогал ему. Эпизод этот можно было расценить как конец беседы, но инспектор не. отступился: — Ну так как?
— Чепуха! Под невыросшим кустом охотник заметил несуществующего зайца... Знаете?
— Знаю. Почему же, яшулы, считаете меня таким охотником?
— А вот почему! Гостя мы. проводили с подпаском вместе. Помахали ему рукой и вернулись. Не обижал он его! Этого здесь никогда бы не случилось! — Саран повысил голос—Пока я жив, здесь никто бы его пальцем не тронул! ^
— Да... А моего зайца вы подстрелили.
— Если есть и другие, пускайте еще. Попаду каждому в глаз!
— Стрелок вы меткий, лижу... Все же пущу еще одного. Акы, перед тем как оставить вас, виделся не с одним... и сказал им...— Талхат пустил своего самого быстроногого зайца, которого он долго держал в клетке.— Сказал: «Саран-ага — не тот человек, за кого себя выдает. Надо, чтобы об этом узнали все».
— Неправда! Клевета! Вранье! Вах, кызыгар, смотри, какие негодяи... завидуют, а потом...— Лицо его стало совсем черным; казалось, Сарана сейчас вывернет наизнанку от злобы.— Верите в эту гадость? Хорошо! Поедемте вместе
туда, откуда приехали! Посадите меня, поставьте к стенке! Я старый человек, свое отжил, мне нечего терять!
Пора было смягчить накалившуюся до предела обстановку. Если бы у инспектора на руках были бы хоть какие-нибудь улики в подтверждение слов Акы Довранова, сказанных другу, то действительно можно было бы предложить Сарану ехать туда, откуда приехал Талхат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85