В конце концов он, по-видимому, нашел того, кого искал. Они вошли в небольшой кабинет. На их «салам» сидевший за столом врач даже не повернул шеи. Он продолжал заниматься своим делом, хотя и прислушивался, что говорил ему главный врач. Высказавшись, тот оставил их в кабинете втроем.
Уже изрядно полысевший врач продолжал водить пером по бумаге. Ему, видимо, не хотелось оставлять своего занятия, а они обратили внимание, что оно носило довольно странный характер.
Врач писал обыкновенной перьевой ручкой; когда чернила кончались, он этого не видел, и его перо только царапало бумагу, не оставляя на ней никаких следов. Потом, спохватившись, обмакивал перо в старомодную школьную чернильницу, и продолжал писать, хотя последних слов фразы совсем не было видно. Исписанные загадочными письменами страницы бросал в стопку. И так без конца: аршинными буквами напишет четыре-пятъ прерывистых строк и бросает этот лист бумаги на еще не просохшие чернила предыдущего.
А вдруг увлеченный Своим делом врач забыл о них или же прослушал, что говорил ему начальник? А то бы сообразил, кто здесь сидит,— люди, у которых свободного времени, может быть, гораздо меньше, чем у кого-либо на свете. Напомнить о себе?
Наконец он стряхнул чернила с пера в чернильницу, взял из шкафчика тряпочку, вытер перо так тщательно, что оно заблестело, спрятал ручку в ящик стола. Повернул к ним голову:
— Я не понимаю, зачем вы приехали... Вы, к сожалению, опоздали на несколько лет. Пятнадцать лет и три дня Мангыдов живет здесь, из которых несколько последних, лет он не приходит в себя. Не пойму, на что вы рассчитывали...
Аннамамед не знал, что ответить ему, поэтому заговорил Хаиткулы:
— Мы рассчитываем на вас.
— Какой вам от меня прок?
— Вы нам можете очень помочь... Скажите, отчего Мангыдов сошел с ума? В чем причина: в его наследственности, болезни или особых жизненных обстоятельствах?
Доктор ответил:
— Именно последнее и было причиной...
— Вы знаете, доктор, что у него убили жену и дочь?
— Знаю с его слов.
Хаиткулы чуть не вцепился в него:
— С его слов?!.. Так что... как это? Он бывает нормальным?
— Очень редко, примерно раз в год он приходит в сознание.
— Так сразу же было, с первых лет, как он поступил сюда?
— Нет, раньше он чаще приходил в себя.
— Кроме вас, доктор, за ним еще кто-нибудь наблюдает?
— Нет, он — моя кандидатская диссертация...
— Мы были бы вам очень благодарны, доктор, если бы вы рассказали нам то, что он говорил в минуты просветления...
— Понимаю. Вы ведь не любопытства ради приехали сюда...— Доктор встал, открыл один из настенных шкафов, достал папку, прочитал вслух: — «Мангыдов Халык, 1920 года рождения».—Лизнув палец, стал перелистывать страницы. Где-то в середине подшивки остановился.— Вот слушайте, такая запись: «Около 10 часов утра больной пришел
в сознание. Я вывел его во двор, и ровно через 12 минут он начал рассказ о своей жизни. Рассказывал о том, как женился: «В 1938 году, когда мне было 18 лет, забрали в армию. Очень тяжело было разлучаться с любимой девушкой. Ежели до того как полюбить ее мне сказали бы: берем вас на службу сроком на двадцать пять лет, не жалел бы, не охнул. Все думал: первый поцелуй достался мне, а остальные получат другие парни. Я из Керки, из аула Дашлык, и девушка оттуда. Отец девушки работал военкомом города. Поехал в армию, а с полпути вернулся. Видел бы кто, как я мучился, пока возвращался в аул. Врагу не пожелаешь! Как приехал, сразу взяли меня под конвой. Объяснил свой поступок так: «Парень я деревенский, сошел с поезда купить печенье и отстал. Не знал, куда ехать, вернулся в аул». Этим и спасся. Законы тогда были строгие. В сорок втором попал в штрафной батальон. За отвагу в боях меня простили и послали в часть. Так совпало, что попал в батальон, которым командовал отец той девушки. Он пошел добровольцем на фронт. Я был все время при нем, вестовым. Он мне сразу сказал: «Халык, у тебя есть дочь. Когда я уходил на фронт, ей исполнилось три года, мы ее назвали Гюльсенем...» А в сорок третьем нас с ним накрыл снаряд возле блиндажа. Перед смертью он сказал: «Халык, женись на ней...» — и больше ничего. Не договорил, закрыл глаза навеки. Рука у меня тоже была перебита. Отправили в госпиталь, потом демобилизовался. Приехал домой и сразу женился. Как-то пошел к одной развалюхе накопать глины для тамдыра. Под старой стеной оказался кувшин, полный золотых монет. Никому не сказал про клад. Когда нам становилось тяжело, брал горсть монет и тратил на свои нужды. Потом переехали в Чарджоу — в начале пятидесятых годов, кажется. Это жена все уговаривала после смерти тещи: «Переедем, переедем...» Дома не знали, что я. связался с перекупщиками краденого, но в пятьдесят втором меня за это лишили свободы сроком на восемь лет. Хотя меня посадили, но я был спокоен. Семья не пропадет. На последнем свидании с женой шепнул ей: «Если будет тяжело, пощупай наш матрац...» — Врач оторвал глаза от папки.— Дальше нечего было записывать, замолчал. Потом долго не приходил в себя...
Хаиткулы не выдержал, перебил:
— Еще что-нибудь говорил потом? Доктор опять перелистал подшивку:
— Он несколько раз в разные годы повторял то, что я вам прочитал. А дальше... ничего. Один только раз был в очень хорошем состоянии, рассказал мне на прогулке немного больше.— Доктор стал читать: — «Что жена и дочь убиты, я узнал в колонии. Чуть с ума там не сошел. Внушил себе, что это неправда. После освобождения поехал скорей домой. Соседи все рассказали. Пошел на кладбище, обнял могилу и поклялся отомстить убийцам. Потерял сознание там же, очнулся у вас, доктор,.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85