Она никогда не вела себя так, как вели, например, ее бывшие подчиненные: не кликушествовала, как экспедитор Кузыбаев, не играла в молчанку, как завскладом Нерзи КулОв, и уж конечно не спешила признаваться, как ее главный бухгалтер. Под давлением фактов она, в конце концов, признала свою вину, но сделала это нехотя.
Ханум Хакгасова была тонким игроком, ходы ее часто бывали неожиданными, а позиции свои она сдавала, сопротивляясь до последнего, мгновенно используя в свою пользу любое упущение противника.
Капитан приводил в порядок бумаги, в кабинете было тихо. Воспользовавшись его молчанием, Ханум обдумывала свою тактику. Она не знала, что нового придумал ее враг, но к бою была готова. «Собираешься с мыслями, многоуважаемый начальник? Собирайся. Посмотрим, что потом от них останется. Первый ход не дам тебе сделать. Он мне нужнее... Начинай! Как только поднимешь правую руку, чтобы пригладить волосы,— знаю этот твой жест,— я и сделаю первый свой ход... Ага, вот и поднимаешь!»
Не успед капитан, оторвавшись от бумаг, поднять руку, чтобы провести по своей шевелюре, как Ханум иронически улыбнулась:
— Гражданин начальник! Простите меня, хочу спросить вас об одном деле...
— Спрашивайте!
— Вот что меня очень интересует...— Ханум умышленно нагромождала слова — она давала понять капитану, что предстоящему допросу не придает серьезного значения.— Интересует, хотите ли вы меня высушить как воблу, задерживая так долго здесь?
— Вы хотите сказать, что мы нерасторопны, Ханум Хакгасовна? Неправда... Стараемся работать как можно быстрее. Только это не всегда получается. Не наша вина... Вы, кстати, завтракали?
— Да, а вы?
— Спасибо, это неважно... Итак, приступим к делу... Включаю диктофон, Ханум Хакгасовна. В том, что касается найденных у вас золотых монет, придерживаетесь прежних показаний?
— Разумеется.
— Здесь у меня ваши первые показания... А есть и последние, с дополнениями и уточнениями. Хочу их вам еще раз напомнить. С каких начать?
— С последних.
- «...Руины разрушенного экскаватором дома еще не были убраны полностью, как из-под обломков глинобитной стены показалось днище кувшина. Топором, стараясь не повредить кувшин, разбила ком глины вокруг него. Подумала, если это клад, сдам его государству, взяла кувшин и опрокинула вверх дном, но из него посыпалась земля...»
— Хватит!
— Хотите добавить к этому что-нибудь новенькое, Ханум Хакгасовна?
— Не знаю, новенькое или старенькое, но мужу я тогда не сказала, что нашла кувшин. Он долго валялся среди старья в кладовке. Когда продала двор, кувшин как память перенесла в новую квартиру. Была мысль после всех неприятностей уехать из города. Стала приводить в порядок вещи, дошла очередь до кувшина. Начала чистить — выскользнул из рук, грохнулся об пол, и раскатились вокруг монетки, все запылившиеся такие... Собрала и спрятала их. Я же никогда с рождения не видела золотых монет и не была уверена, что они золотые. Думала: в банк понесу, а там засмеют, опозорят. Решила: пусть лежат, а как Мегерем приедет, так и покажу ему. Вот и ждала его приезда. А когда приехал, второпях забыла обо всем, он о монетах и не подозревал...
— Слово в слово повторили... Я проследил. Память у вас отменная! На последних допросах вы говорили, что развалины старого вашего дома убрали со двора за два-три дня... Верно? Говорили?
— Кажется...
— А все-таки: за два или за три? Уточните.
— На третий день все окончательно было убрано, а оставшуюся во дворе пыль залили водой, чтоб не разлеталась... Что еще вас интересует?
— Меня интересует, когда вы нашли тот кувшин — в первый день, когда дом был разрушен, или на второй?
— На второй, к вечеру... Я уже об этом говорила. Мегерем как раз пошел в магазин за хлебом. Вы же это знаете, капитан... гражданин капитан! Вижу, у вас сегодня хорошее настроение... и вы не прочь поболтать со мной.
— У нас есть новые данные, опровергающие ваши показания... Во-первых, экспертиза установила, что эти монеты не могли нигде долго храниться. Все, что вы наговорили о кувшине,— выдумка! На поверхности монет обнаружены следы зубов, незаметные для глаз: кто-то проверял чистоту золота и делал это сравнительно недавно...— Хаиткулы поправил правой рукой рассыпавшиеся волосы и продолжил: — Во-вторых, дом ваш был сломан очень быстро, и так же быстро, в течение одного дня, все было убрано. Ломали дом ваш муж Мегерем, соседи Меджи и Сулейман: один — шофер, другой — экскаваторщик. Две машины строительного мусора они отвезли своему соседу Зульпикарову. Он себе выстроил курятник. Кое-что от прежнего дома пошло на новый как стройматериал, кое-что вывезли на свалку... Если не верите мне, вот письменные показания тех, кого я назвал. А ежели желаете лично от них все услышать, пожалуйста, могу предоставить такую возможность. Кроме того... Не могли вы кувшин найти... Вас же не было тогда в городе. Еще за два дня до того как начали ломать дом, вы уехали в Ашхабад и только через два дня, после сноса, когда было уже чисто, вернулись оттуда. Вот выписка из приказа по винзаводу. Могу сказать, где вы останавливались... В гостинице «Туркменистан», на первом этаже, в «люксе»... Так что ваше утверждение о том, что вы нашли какой-то кувшин в развалинах дома, не соответствует действительности. Что скажете на это?
От прежней решимости спорить с капитаном у Ханум не осталось и следа. Морщины — предвестники старости, которые обычно не так заметны, когда у человека хорошее настроение,— разом выступили наружу. Ханум сидела сгорбившись, ничего не отвечала Хаиткулы. Когда она вошла в этот кабинет, то с разрешения капитана сняла пальто и повесила на вешалку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85