- Вот его адрес. Он сейчас дома.— Не переставая улыбаться, парень выжидающе, смотрел на Хаиткулы.
— Большое спасибо, вы свободны! — тоже с улыбкой сказал ему Хаиткулы, и они вместе вышли из кабинета.
Дежурному шоферу он показал адрес Темирова.
- Едем скорей! Хивинка, 338.
Хивинка — это окраина города, квартал маленьких домишек... На стук никто не ответил, но дверь дома № 338 была открыта. Хаиткулы вошел.
Никто его не встречал. Он снял в прихожей ботинки, вошел в столовую. Пусто. В следующей комнате, с низкими потолками, на кровати лежал человек. Шторы на окне были раздвинуты, поэтому Хаиткулы сразу его разглядел: лицо страдальческое, голова обвязана полотенцем. Приподнявшись на локте, он показал Хаиткулы на кресло:
- Садитесь. Простите, что лежу,— ужасная мигрень. Сейчас отпустила... Но я вас не знаю.
— Я из уголовного розыска. Майор Мовлямбердыев. А вы ведь Шерип Темиров, верно?
Больной заволновался:
— Что, неужели ограбили склад?
— Нет, я ничего об этом не слыхал. Если бы .ограбили, мы бы об этом знали, Шерип-ага! Разыскиваем вас со вчерашнего дня совсем по другой причине.
— Со вчерашнего дня? Меня? Что я сделал? Да, да, сегодня, когда пошел на работу, вдруг один такой... странный, веселый прибежал, спрашивает: «Вы на днях ездили в Ташкент?» Ездил, говорю. «А когда прилетели обратно?» Сказал, когда... Мигрень разыгралась. Приходят, ничего не говорят, а только спрашивают. Теперь и вы меня со вчерашнего дня разыскиваете... Какая неразбериха!
Его надо было успокоить.
— Шерип-ага, мы вас разыскиваем, чтобы навести справку. Ищем же других людей. Возможно, они летели с вами в одном самолете...
— Ах вот оно что? — Он откинул голову на подушку.— А я-то, по правде говоря, испугался, хотя мне нечего бояться. И все же завскладом—нелегкая должность, согласитесь! Мало ли что может произойти. Сторож есть, а вот все равно, не поверите, как спать ложусь, все мысли в голове только о складе. Жена давно не дает покоя, брось ты его, говорит. А как его бросить? Привык к нему за столько лет. Думаю — уйду, и помирай Шерип-ага, делать тебе на этом свете больше нечего...
Он бы еще долго жаловался, но Хаиткулы недвусмысленно покашливал во время его монолога. Темиров замолчал.
— Извините, Шерил-ага... Из Ташкента в Чарджоу с вами летели еще четверо местных. Знакомые были среди них?
Темиров сначала весьма решительно сказал: «Нет!» — потом спохватился:
— С двумя студентами познакомился в самолете...
— Как их звали? Откуда они?
Темиров отвернулся к стене, будто на ней были написаны имена людей, интересовавших Хаиткулы. Просто он уже устал.
— Одного звали Омаркулы, другого... не помню... или Аллакулы, или Аллаберды. Или так, или так... Я с ним мало говорил.
— Городские ребята?
— Да. Один точно городской — Омаркулы. Кажется, сказал: дом наш напротив автопарка... Хорошие ребята, не из этих шалопаев, которых развелось столько.
— Напротив какого автопарка, он не сказал?
— Нет. Может быть, против таксопарка?.. Городской, по-моему, сказал, что у него дядя таксист.
Этих отрывочных сведений для Хаиткулы было достаточно.
Первая же дверь, в которую постучал майор, открылась, и на пороге стоял Омаркулы собственной персоной. Хаиткулы коротко изложил суть дела. Омаркулы рассказал:
— Последний экзамен мы сдали досрочно на целых три дня, решили пораньше вернуться домой. Договорились ехать в аэропорт: будут билеты — полетим, а не будут — поедем вечерним поездом. Билетов никаких не было, но, на наше счастье, нам продали с рук два билета. Повезло нам, быстро домой вернулись.
— Раньше этих людей видели?
— Нет, никогда.
— Обоих разглядели?
— Так они же рядом стояли.
— Попробуйте опишите их.
Омаркулы поднял вверх подбородок, уставился в потолок.
— Один — среднего роста, полноватый, старый. Другой помоложе, высокий...
— У старого в руке не было сигареты? Предполагаю, что он должен кашлять... Попробуйте вспомнить! А высокий не похож на Фантомаса? — Хаиткулы начал называть «особые приметы» преступников, из которых складывается словесный портрет.
Омаркулы поднял подбородок еще выше.
— Хм... как это все тогда было? Да, да, билеты нам продавал молодой, высокий. На голове у него была шапка, поэтому не знаю, похож, он на Фантомаса или нет... У нас были две бумажки по двадцать пять рублей, а за билеты мы им должны были тридцать два рубля. За. оба... У него не было сдачи, и он пошел к старику, размахивая нашими двадцатипятирублевками... Ага, теперь вспомнил! Когда он к старику подошел, тот закашлялся и никак не мог залезть в карман, просто бился в приступе. Я им показал на часы: мол, нас не пустят. Посадка ведь началась. Яшулы — сердитый, видимо, человек — махнул рукой в нашу сторону и что-то сказал высокому. Высокий вернулся к нам, отдал одну купюру, сказал: идите, улетайте, а то отстанете.
— На какие фамилии были выписаны билеты, не запомнил?
— Почему же? Мой на Аташгирова, а приятеля — не помню... Бегов, кажется. Ага, Бегов.
— Не боялись, что не пустят в самолет, у вас же в паспортах другие фамилии стоят?
— Немного боялись, но там, знаете, не строго. Не смотрят в паспорта. Видно и так, что мы студенты...
Хаиткулы попросил Омаркулы принести ему завтра объяснение в письменном виде и поехал в ЦПКиО, где в бывшей пожарной размещалась мастерская художественного фонда.
Его встретил худой и бледный молодой человек — руководитель мастерской. Хаиткулы вынул конверт с пачкой фотографий тех самых изображений, которыми разукрасили его двери и двери его коллег. Художник быстро перебрал всю кипу, сунул обратно в конверт, вернул Хаиткулы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85