Нас интересовало, к кому приехал Мегерем, поэтому к самой машине мы не подошли, а остановились в сторонке, шагах в двадцати. Стена соседнего двора закрывала нас. Мы с Рамазановым стояли и переговаривались, будто два давно не видевшихся друга. Но говорили мы только о Мегереме. Не здесь ли он оставлял машину, если действительно ездил в Цумаду? Что скрывается за коричневыми воротами, перед которыми стояли белые «Жигули»?..
Погода, как назло, стала портиться. Свежий ветерок, недавно приятно щекотавший лицо, окреп и стал жечь щеки. Вороны со зловещим карканьем стаей кружили над самыми нашими головами. Говорят, если вороны так каркают — ждать снегопада. Видно, это так, потому что небо совсем почернело и опустилось на нас, а ноги в ботинках стали отчаянно мерзнуть... Вдруг сразу, будто кто-то вытряхнул на нас мешок с мукой, снег посыпал сплошными хлопьями. «Такой снег у нас редко бывает»,— шепнул мне капитан. Я, признаюсь, таких крупных хлопьев никогда не видел, у нас снежинки не крупнее мелких птичьих перышек. К счастью, водитель «Жигулей» нас не заморозил, белая машина неожиданно тронулась с места, но у Рамазанова за это время на шапке вырос солидный бархан из снега. На моей, наверное, тоже. Когда я стряхнул снег, шапка стала легче.
— Пусть уезжает,— негромко сказал Рамазанов.— Если пустимся за ним снова, надолго спугнем. Поймет, что с самого начала была погоня...
«Жигули» проехали мимо, и мы убедились, что за рулем был действительно Мегерем. Нас он не заметил.
Следы колес «Жигулей» быстро засыпал снег, когда мы входили в незакрытые коричневые ворота. Во дворе никого не было. Нас с Рамазановым это устраивало, мы могли быстро изучить обстановку. Прошли по выложенной кирпичом дорожке мимо дома к запертому гаражу. Дорожка упиралась в гараж, но от нее шла другая, огибающая его справа. Мы не успели и шагу по ней сделать к видневшемуся в глубине сараю, как оттуда послышался глухой стук, а потом ржанье. Ясно, что стучали копыта... Неужели конь заржал, потому что учуял нас? Может быть. Он помолчал, потом заржал еще раз, потом еще, очень громко. Пожалуй, это был добрый конь, откормленный. Если бы он заржал в горах, камни обрушились бы.
Я посмотрел на капитана: тот улыбался во весь рот, глаза горели, плечи напряглись. Я понял, горцы узнают коней по ржанью!
Но лошадиную песнь до конца нам не пришлось выслушать. На крыльце появился человек средних лет в черном спортивном костюме. Он смотрел на нас с большим удивлением.
Рамазанов бросился, к нему, оставив меня одного. Видно было, как он показывает человеку в спортивном костюме свою книжку, что-то говорит. Меня беспокоило, чем это кончится, но, зная умение капитана выходить из затруднительных положений, в душе ждал приглашения хозяина побеседовать в доме.
Я подошел к ним. Догадался, что Рамазанов не спешит посетить этот дом, его интересовала лошадь, он показывал на сарай. Диалог между ним и хозяином выглядел так:
— В колхозе... (он назвал его как-то) украли коня. Придется побеспокоить и вашего. Мы только сунем голову в конюшню, и всё, товарищ...
— 3-з-загиди! — Хозяин дома заикался.
— Разрешите, товарищ Загиди?
— П-п-пожал-л-луйста.
— Тогда пригласите, пожалуйста, двух соседей. Порядок такой, товарищ Загиди!
Он стал, медлить, тогда я вышел на улицу и скоро вернулся с двумя понятыми. Хозяин отпер сарай.
Да, этот конь достоин был носить на себе доблестного полководца. Пусть не думает Рамазанов, что он один разбирается в лошадях. Я, по-моему, заметил то, чего и он не увидел,— и длинную шею, и тонкие уши торчком. А рост, рост!.. Прекрасный конь!
Рамазанов обошел коня со всех сторон, любуясь им, стал
рядом с хозяином:
— Нет, хорошо видно, что не колхозный конь. Только все же где-то я его уже видел... Не так давно, дня три-четыре назад...
Хозяина будто кто за язык тянул:
— Могли видеть, т-т-товарищ милиционер. Это он мог быть, он — моя гордость. Д-д-д-давал приятелю, чтоб в аул съездил. На машине не п-п-проехать... Чуть-чуть опоздали. Минут бы на пять пораньше, и я бы вас с ним познакомил... приезжал ко мне.
— На «Жигулях»? Этот... как его? — Рамазанову хотелось, чтобы Загиди сам назвал имя приятеля.
Дергавший себя за свитер Загиди обрадовался, что есть кто-то, кто мог знать его друга:
— Да, Мегерем! Мегерем! Вы его знаете? — Он с выжидающей улыбкой смотрел на капитана.
— Разве есть кто-нибудь, кто незнаком с Мегеремом? — Рамазанов уклонился от прямого ответа, посмотрел на меня:— Товарищ лейтенант, вам надо запротоколировать беседу?
Я его понял:
— Да. Оформим все, как положено, чтобы лишний раз не беспокоить товарища Загиди.
Хозяин с благодарностью посмотрел на меня, пригласил в дом. Мы задали ему еще ряд вопросов. Выяснилось, что, забрав коня, Мегерем оставил «Жигули» в этом дворе.
Протокол подписал Загиди и понятые, хотя от них, в общем-то, подписей не требовалось. Настоял сам любезный хозяин:
— Вреда же не будет от лишней подписи, п-п-правда, товарищи милиционеры? Чем больше подписей, тем спокойней и вам, и мне. Не так ли? Я вам рассказал все, как б-б-было.
Его обеспокоило, что Рамазанов вернулся в сарай и взял там кусок навоза. Он недоверчиво склонил голову, когда тот заворачивал его в бумагу, но не спросил, зачем инспектор это делает.
Он проводил нас до коричневых ворот. Прощаясь, я задал ему еще один вопрос:
— Вы очень любите своего друга, если доверили ему такого иноходца на несколько дней?
Загиди опять оживился, можно сказать — обрадовался, как будто перед ним был не инспектор, а сочувствующий в его личных делах человек.
— Вы как в зеркало смотрели, т-т-товарищ милиционер!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85