— Сколько?
— Если хочешь завтра же выйти из тюрьмы, дай мне сто меджидие, а если хочешь,, чтобы яг снял с тебя обвинение, дай еще сто.
— Сто и сто, значит двести... гм! — размышлял хаджи Христо..
— Ведь ты, полагаю, свою жизнь ценишь дороже. А? мне-то все равно, я и гроша ломаного за нее не дам. Ну а ты?..
— Нечего делать, освобождай.
— Из тюрьмы и от обвинения, понимаешь?
— Понимаю. Это значит, что ко мне больше не будут приставать?
— Это значит, что ты больше не будешь считаться обвиняемым, что ты не попадешь ни в тюрьму, ни на виселицу, но все-таки будешь призван в качестве свидетеля.
— В чем? — спросил купец.
— В том, что Стоян организовал в Рущуке заговор.
— Да ведь я ничего об этом не знаю!
— Знаешь или не знаешь, все равно. Стоян жил в твоем доме. Вспомни, о чем он говорил, кто у него бывал, с кем он водил знакомство, а особенно, какие молодые люди собирались у него и когда.
— О чем говорил?.. Говорил о Болгарии, о ее прошлом.
— Это очень важно,— заметил Аристархи-бей.— Значит, он говорил о Болгарии и ее прошлом... гм... с кем он был знаком?
— Со всеми.
— А кто у него бывал?
Хаджи .Христо стал припоминать.
— Как-то раз к нему заходил Станко и еще какой-то паренек, которого я встречал в читальне, но кто он такой, я не знаю. Второй раз у него собралось несколько человек, но я их не видел, знаю только, что они просидели у него около часа.
— А Станко был с ними?
— Не знаю. Меня тогда не было дома.
— Кто же сказал тебе об этом?
— Дочь.
— Так она знает?
— Должно быть, знает.
— Гм... тогда мы вот что сделаем. Я позволю твоей жене и дочери навестить тебя, а ты спроси их, кто приходил к Стояну. Завтра утром они еще раз зайдут к тебе, а потом я наведаюсь. Если назовешь мне гостей Сто-яна и обещаешь дать нужные показания, тебя немедленно освободят.
— И о том, что Стоян у меня скрывался, не будет больше речи?
— Будет, если не назовешь имен. Тогда ты останешься в тюрьме. Не хочешь быть обвиняемым — будь свидетелем. Не хочешь быть свидетелем — будешь обвиняемым. Понял?
— Понял, эфенди.
— Ну, а теперь поступай, как знаешь.
Аристархи-бей ушел. Хаджи Христо стал размышлять о близком освобождении и о тех двух условиях, которые следователь ему поставил. Одно из них было весьма неприятным, другое — легко исполнимым. Очень неприятно было думать об уплате двухсот меджидие. Двести меджидие! Весьма кругленькая сумма! Денег было очень жаль, но он утешал себя тем, что его собственная персона стоит значительно больше. Что же касается второго условия, то тут хаджи Христо не колебался ни минуты. Он даже не подумал о том, что ставит под угрозу жизнь семи человек, что одного он уже погубил, назвав его имя. Впрочем, он не был уверен, что жена знает, кто были эти молодые люди. «Неважно,— думал хаджи Христо,— Иленка наверняка их знает...»
Он с нетерпением ждал прихода жены и дочери. Наконец около полудня дверь его камеры отворилась, и к нему вошли две женщины в фереджиях и яшмаках *. Встреча была трогательная. При виде цепей на руках и ногах заключенного хаджи Христица и Пленка расплакались. Хаджи Христица долго ахала, охала и наконец спросила:
— За что тебя взяли?
— Всему виной Стоян.— И купец рассказал в чем дело.
— Зачем ему было накликать на нас беду! Негодяй! — вскричала хаджи Христица.— Он и тебя и Станко погубит. Как только тебя арестовали, Пленка побежала к Мокре и там узнала об аресте Станко. Теперь жандармы ходят по кофейням,; улицам, домам и всех отправляют в тюрьму. Они арестовали уже человек сто, а может, и тысячу.— Хаджи Христица начала перечислять имена арестованных и назвала около десяти человек.
— Ай-ай-ай,— удивлялся хаджи Христо,
— И чем все это кончится? Господи... выпустят ли тебя когда-нибудь?
— Меня выпустят завтра,— ответил хаджи, которому болтовня жены помешала сообщить эту новость.
— Завтра!—воскликнула обрадованная жена.—Почему же не сегодня?
— Тише, постой, дай сказать.
— Гораздо лучше уйти сегодня же.
— Лучше, да нельзя. Прежде надо выполнить два условия.
— Какие?
— Дать двести меджидие.
— Господи боже мой! — ужаснулась жена.— Двести меджидие! За что?
— За то, чтоб меня выпустили.
— За то, чтоб тебя выпустили, двести меджидие, а за то, чтобы поймать Стояна, всего восемь? Как же так? Это невозможно.
— Стоян одно, я другое.
— Ну, конечно...- И все это Стоян наделал. О!..— воскликнула хаджи Христица, простирая руки.— Если б только узнать, где он... я сама бы выдала его заптиям.
— Мама! — воскликнула Иленка.
— Конечно, выдала бы,— повторила разъяренная хаджи Христица.— Пусть бы с него с живого турки кожу содрали.
— Ах, беда, беда! — вздыхал хаджи Христо.
— И все из-за него!
— Ну, что ж делать! Господь его за нас покарает.
— Пусть бы лучше его турки наперед покарали. О, если б знать, где он!
— Должно быть, уже в Румынии.
При .этих словах в глазах Иленки появился тот блеск, каким загораются глаза человека, привыкшего говорить правду, когда его уличили во лжи. Она смутилась, опустила глаза и, очевидно, старалась овладеть собой. Отец и мать, занятые разговором, не обращали на нее внимания. Хаджи Христо поручил жене взять у банкира необходимую для выкупа сумму.
— Я сегодня же схожу за деньгами,— сказала она.
— Ступай не сегодня, а завтра. Если ты пойдешь сегодня, он вычтет проценты за сегодняший день.
Поняла? А ты ступай к нему завтра, возьми деньги и иди прямо сюда.
— И тебя сейчас же отпустят?
— Нет... Есть еще одно условие.
— Опять деньги?— испугалась жена.
— Тсс...— Хаджи улыбнулся, мотнув головой снизу вверх, что по турецкому обычаю означает отрицание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87