Слыханное ли дело!— Она вздохнула.— Раз булка не успела скрыться... ничего не поделаешь. Такова судьба. Милязим ничуть не был виноват.
Пленка теперь редко заходила к Мокре и обычно в такое время, когда и мать и сын уходили. Но однажды она пришла, когда Петр был дома. Молодой человек к ней не вышел. Разговаривая с Анкой, девушка все посматривала на дверь и наконец спросила:
— Петр дома?
— Дома,— отвечала Анка.
— Где же он?
— У себя в комнате. Он в это время сидит всегда там.
— Что же он делает?
— Читает, пишет. У него столько книг! Вся стена книгами заставлена.
Пленка больше ни о чем не спрашивала. Она посидела еще немного, а затем встала и вышла из комнаты. Пройдя еще две комнаты и сени, она открыла дверь в комнату Петра.
Комната эта была единственной в своем роде. В отличие от восточного стиля всего дома, она была обставлена по-европейски. Здесь стоял диван, кресла, стулья, круглый столик, заваленный газетами, журналами и альбомами, шкаф, наполненный книгами, и письменный стол, который был поставлен таким образом, чтобы сидящему перед ним свет падал с левой стороны. На стенах висели гравюры, карты, планы, а над диваном — зеркало.
Петр сидел за письменным столом. Услышав, что дверь в его комнату отворилась, он оглянулся, вскочил и пошел навстречу Пленке, к круглому столу. Девушка окинула взглядом комнату, и лицо ее выразило изумление. Новая обстановка ее поразила и очаровала. Девушка молчала, предавшись созерцанию. Она была так хороша в своем полузабытьи, которое могло спугнуть первое же слово. Однако Петр прервал молчание.
— Здравствуй, Пленка! Спасибо, что зашла.
Иленка. посмотрела на него и слегка вздрогнула.
— Ты, наверное, хочешь что-нибудь сказать мне?— спросил молодой человек.
— Я хочу поговорить с тобой,— едва слышно прошептала Иленка, опустив глаза.
— Прежде всего садись... сядем же,-—пригласил Петр, указывая на диван.
Иленка не знала, принять ли приглашение.
— Садись, пожалуйста,— ласково повторил Петр, Девушка повернулась, сделала несколько шагов и присела на краешек дивана. Увидев в зеркале свое отражение среди книг, гравюр и географических карт, она покраснела и смутилась. Она привыкла сидеть, поджав ноги, и теперь ей было очень неудобно сидеть на краю дивана, но подвинуться она не смела, не доверяя пружинам.
— О чем же ты хочешь поговорить со мной?— спросил Петр.
— О Красном Кресте...— промолвила она.
— О Красном Кресте?
— Да, — отвечала Иленка, опуская длинные ресницы.
— Ты, может быть, хочешь спросить об Обществе Красного Креста?
— Не знаю.
— И что же ты хочешь узнать?
Ободренная ласковым обращением Петра, Иленка сказала:
— Хочу узнать о том Красном Кресте, где женщины ухаживают за ранеными. Я кое-что слышала про него, но не знаю, что это такое.
— Так ты хочешь, чтоб я рассказал тебе о нем?
— Да, расскажи, пожалуйста.
— С удовольствием.
Пока Петр отыскивал на письменном столе какую-то брошюру, Иленка уселась поудобнее. Она провела рукой по тахте и, убедившись в ее прочности, пододвинулась глубже. Петр, заглядывая в брошюру, говорил Иленке про передвижные лазареты, показывал изображения повозок, носилок и других атрибутов этого филантропического учреждения, которое приспособлено для нужд войны, хотя по сути своей является отрицанием всякой войны. Девушка слушала и смотрела с большим интересом. Однако из рассказа о транспортировке раненых она не
могла понять, какова роль женщин в работе Красного Креста, и поэтому спросила:
— А что же женщины?
— Ты хочешь знать, что делают женщины в передвижных госпиталях?
— Да,— отвечала Иленка.
— Они помогают. Сестры милосердия ухаживают за ранеными.
— Что это за сестры милосердия?
— Своего рода монахини.
— Монахини?— удивилась она.
— Да, вроде монахинь, но они не дают обета на всю-жизнь. Они только во время войны должны ухаживать за ранеными.
— А потом?
— Потом они возвращаются к прежним своим занятиям. Сестры милосердия не постригаются. Их даже не спрашивают о вероисповедании: принимают православных, католичек, протестанток, евреек и даже мусульманок.
— Какая же турчанка согласится пойти?— заметила Иленка.
— Это вопрос другой. Во всяком случае, устав Общества Красного Креста не ставит никаких препятствий.
— Как хорошо! Значит, и я... могла бы поступить в Общество Красного Креста?
— Почему же нет?
— Так похлопочи, пожалуйста, чтоб меня туда приняли,— попросила девушка.
Петр вопросительно взглянул на нее.
— Похлопочи,— повторила Иленка, а потом спросила:— Наши в Кладово?
— Да, в Кладово,— задумчиво ответил Петр.
— Отправь меня туда. — Это не легко.
— Ты ведь переправил Стояна и...
Казалось, она забыла имя, а потому Петр подсказал ей:
— Николу.
— Ну да, ты их переправил. Так переправь и меня тоже, а в Румынии я сяду на поезд и поеду в Кладово. Я хочу быть тоже чем-нибудь полезной.
— Ты уже спасла семь человек и отдала все свои
драгоценности. Ты сделала гораздо больше других, уже принесла пользу.
— Да... Но мне хотелось бы быть еще более полезной.... в Кладово.
— Это трудно устроить, очень трудно.
— А ты постарайся.
— Нет, это очень трудно. Ты можешь и здесь быть полезной, если захочешь.
— Видишь ли, — начала девушка дрожащим голосом, — я скажу тебе, почему мне хочется в Кладово.
Петр подумал, что Иленка сейчас скажет ему о своей любви к Стояну.
— Я хочу уехать в Кладово, — продолжала она, опу-стив глаза,— потому... что... дома... мне трудно жить. Я люблю отца и мать, но... я хочу от них уехать, пока не кончатся все эти события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87