Вскоре на западе послышались раскаты грома, и в темноте показались две фигуры, которые быстро приближались к дороге.
— Петр?— спросил мужской голос.
— Никола!— отвечал Петр.
Три заговорщика вошли в кофейню, а Пето и Марийка остались караулить.
Комитаджи оставались в кофейне около получаса. Когда они вышли из механы, Пето спросил:
— Ну, что?
— Идем,— отвечал тот, который пришел первым.
— Ступайте с богом,— сказал Пето и приказал дочери: — Принеси хлеб, соль и бутылку ракии, чтобы никто не мог меня упрекнуть, будто я не дал им еды на дорогу.
Марийка вынесла заранее заготовленный мешочек с провизией и пошла вперед, показывая дорогу.
— Проводи нас немного,— шепнул Никола Петру,— я хочу тебе кое-что сказать.
Они немного отстали, и Никола спросил:
— Ты хочешь знать, почему мы со Стояном...
— Конечно, мне это интересно,— перебил Петр.— Твоя ссора с товарищем, с которым ты должен действовать заодно, кажется мне не только странной, но даже преступной.
— И я так думаю,— отвечал Никола.
— В чем же дело? Почему ты с ним не поладил?
— Потому что между нами стоит...
— Что?
— Спрашивай, не «что», а «кто».
— Кто же такой?
— Иленка. Она стоит между нами, она!.. Как это случилось, я не знаю... Но как только она стала между мной и Стояном, я его так возненавидел, что хотел даже задушить его в подземелье — так же, как он задушил миля-зима. Да!..— Никола глубоко вздохнул.
— А если она его любит?— заметил Петр.
— Не знаю... В том-то и дело, что я не знаю... Мне казалось, что она любит меня, и я только в подземелье узнал, что, может быть, ошибаюсь. Не знаю... Но если она его любит... если она его любит...— произнес он дрожащим голосом,— я отдам ее только мертвую!.. Нет... она не может... она не должна любить Стояна...
Внезапное исчезновение Петра весьма удивило и обеспокоило Мокру. Она не могла понять, почему сын не предупредил ее о своей отлучке.
«Господи,— думала она,— ведь это уже третий... и последний».
Анка говорила ей, что приходила какая-то крестьянка, и, вспомнив про Марийку, Мокра догадалась, что Петр уехал. Но дочь сказала, что брат ушел в домашнем костюме и даже без пальто. «Не арестовали ли его турки?— подумала женщина.— Теперь все возможно. Арестовали и молчат. Я узнаю об этом»,— утешала себя старуха, рассчитывая на свои знакомства в конаке.
Она приказала Анке не обнаруживать своего беспокойства ни перед слугами, ни перед чужими.
— Веди себя так, будто тебя это нисколько не удивляет,— поучала старуха Анку и сама поступала так же. Она никого не спрашивала про Петра и только с особым вниманием беседовала с чиновниками, которые приходили к ней в лавку за мастикой. В действительности же она сильно беспокоилась и все время ломала себе голову над тем, что могло случиться с сыном.
На второй день после исчезновения Петра Анка сказала матери после ужина:
— Она одна только знает, что с ним случилось.
— Кто?
— Но она не посмеет теперь прийти к нам.
— Кто она?
— Дочь хаджи Христо. — Иленка?
— Да, она.
— Почему же она не смеет приходить к нам?
— Потому что я застала ее наедине с Петром в его комнате.
— Ну и что же?
— Как что же? Они пробыли вдвоем часа три, а может, и больше. Она пришла ко мне, немного посидела, вышла из моей комнаты и пропала... Я не могла понять, куда она девалась. Пришла крестьянка — я пошла в комнату Петра и увидела там Иленку... Глазам своим не поверила... Наверно, Петр сказал ей что-нибудь, раз они так долго разговаривали... Когда он вернулся из Бухаре-
ста и рассказывал о болгарских делах, то она,— я отлично помню,— спросила, почему он не пошел воевать.
Выслушав это объяснение, Мокра прежде всего обрадовалась сближению Петра и Иленки. Зная кристально честную натуру своего сына, старуха была уверена, что он не мог позволить себе ничего лишнего с девушкой, а потому не придавала особого значения словам дочери. С другой стороны, Мокре был известен патриотический пыл девушки, и старуха подумала, что Иленка так долго оставалась с Петром, стараясь убедить его отправиться на театр военных действий. Поэтому и ей показалось, что Иленка сможет объяснить исчезновение Петра.
— Я ее спрошу,— решила Мокра.
Однако это не легко было осуществить. Ведь при хаджи Христо и его жене нельзя ни спрашивать, ни даже упоминать об исчезновении Петра.
Мокра пошла к соседям и целый час болтала с хаджи Христицей, которая все жаловалась на свои болезни. Мокра так заинтересовалась ими, словно речь шла о ее собственном здоровье.
— Колики, душечка, колики тебя мучают?
— Ох, джанэм, так мучают, что порой кажется, будто сейчас лопну.
— Ах, бедная ты, бедная!
— Да,— горевала хозяйка, качая головой.
— А у меня есть средство от этой болезни,— сказала Мокра.— Мне его один доктор венгерец прописал.
— Дайте мне хоть немного этого лекарства!
— Дам... почему не дать. Вот что,— сказала Мокра,— пошли со мной Иленку, она сейчас же его тебе принесет. Я пойду в лавку и вернусь домой только к вечеру,— что ж тебе понапрасну-то мучиться.
— И откуда только взялась у меня эта болезнь? Будто с неба свалилась,— продолжала горевать хозяйка и, обратившись к дочери, велела ей пойти с Мокрой.
Мокра привела Иленку в комнату сына. Девушка остановилась у дверей, как бы боясь переступить порог,
- Войди! — сказала Мокра,—Петра нет дома.
Когда Иленка вошла, старуха заперла дверь и спросила:
— Ты знаешь, что Петр куда-то исчез?
— Исчез?— удивилась Иленка.
— Вот уже третий день его нет. Где он? Ты не знаешь ли? Не догадываешься ли?
— Нет,— отвечала девушка, пожимая плечами.
— Ты говорила с ним о войне?
— Говорила,— сказала Иленка и вся вспыхнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87