Прежде мучили допросами, а теперь гонят вон из тюрьмы к тебе.
— Почему же ты не идешь?
— Потому что за мной пошли бы заптии и привели бы назад, но на этот раз вместе с Петром.
— Ты думаешь?
— Разумеется... Разве Аристархи-бей может поступить иначе?
— Я тоже об этом подумала и потому пришла к тебе сказать, чтобы ты смело шел из тюрьмы в наш дом. Мы приготовили такой тайник, в котором турки ни за что не найдут тебя.
— А что будет потом?
— Сегодня придешь, а завтра будешь уже в Румынии. Станко подумал немного и сказал:
— Что же я буду там делать?
— То же, что и другие.
— Мне другие не указ: одни идут в апостолы,- другие пишут и печатают, а иные вступают в войско. Я же не гожусь ни в апостолы, ни в войско и писать тоже не могу. В Румынии мне некого учить. Придется отнимать хлеб у тех, кто сам живет впроголодь.
— Тебе не придется ни у кого просить хлеба,— сказала Мокра.
— Скажи, сколько ты за меня заплатила?
— Я ничего не платила.
— А сколько обещала заплатить?
— Это тебя не касается.
— Дело в том, что те деньги, которые надо будет платить за меня, можно бы иначе истратить, а я все равно пропащий человек: ни в Рущуке, ни в каком-либо другом месте в Болгарии мне оставаться невозможно, а в Румынии нечего делать. Моя жизнь гроша ломаного не стоит.
— А твои дети? Ведь ты отец!
— Да, но им от меня столько же пользы, сколько всем остальным,— со вздохом сказал,Станко.— Оставьте меня и позвольте мне сослужить родине последнюю службу, на которую я способен.
— Какую службу?
— Сложить за нее голову.
Мокра остолбенела, а Станко между тем продолжал:
— Бывают такие минуты, когда родине надо служить и жизнью и смертью. Одни делают одно, другие — другое. Я тоже служил ей как умел, но теперь все кончено: я не могу больше служить жизнью. Если б я остался в живых, люди меня спросили бы: «Почему ты сбежал от смерти?» И мне было бы стыдно.
— Ах, Станко, Станко! — воскликнула Мокра.
— Да, мне было бы стыдно перед собственными детьми.
— Разве не жаль тебе жены и детей?
— Чем же я могу помочь им? Жизнь моя для них бесполезна, а смерть...
— Еще бесполезнее...— перебила его Мокра.
— А память? — возразил Станко.— Если турки выпустят меня за плату, дети вправе будут сказать: «Отец наш попрошайка». А если меня повесят, тогда дети скажут: «Наш отец погиб за отечество». Да, Мокра, я думаю о своих детях. Я все обдумал, и увидишь, что я лучше тебя решил. Так употреби ты свои деньги иначе. Ты ведь меня понимаешь?
— Понимаю,— отвечала Мокра.
— Пусть свершится воля божия!
— Пусть свершится,— повторила старуха.
— Возьми мою жену с двумя младшенькими к себе. Она тебе пригодится. Одного ребенка пусть возьмет мой брат, другого — сестра. Старший сын может поступить к какому-нибудь мастеру на службу или в ученье. У нас
еще не помирают с голоду. Всегда найдутся люди, которые приютят сироту.
— Станко, Станко!..— вздыхала Мокра.
— Если бы турки отпустили меня, с тем чтоб я мог вернуться в школу, я бы с радостью вернулся, но побег меня погубит, а я не хочу погибать напрасно. Смерть порождает жизнь. Если б твои сыновья не погибли, в Ру-щуке было бы холодно и мертво, как в могиле. Да и ты
сама...
— Ты прав, ты прав,—перебила его Мокра.— Но сыновья мои не шли на такую верную смерть, как ты. Ах, Станко! — Она вздохнула, потом обняла его и поцеловала в лоб.— Сынок ты мой!
— Мать моя,— ответил Станко, и глаза его были полны слез...
— Господь примет твою жертву,— сказала сквозь слезы старуха,— она такая чистая.
— Я отдаю своему народу все, что могу ему отдать, а у турок не отнимаю возможности лишний раз оскорбить господа бога.
Мокра еще раз поцеловала Станко и, сдерживая рыдания, быстро вышла из тюрьмы. У дверей она встретила смотрителя.
— Что же,— спросил он,— сегодня ночью?
Мокра дала ему золотую монету и тихонько спросила:
— Правда, что заптии подкарауливают Станко?
— Откуда ты всегда все знаешь? — изумился смотритель.
— Они со вчерашнего дня ждут?
— Да, но как ты об этом узнала?
— Ты мне сам только что сказал.
— Ты перехитрила меня. Не проболтайся только, пожалуйста.
— Не бойся, ведь мы с тобой старые знакомые. Мокра, разумеется, сообщила Петру о решении Станко. Эта весть произвела сильное впечатление на молодого
человека.
— Жаль его,— сказал Петр.— Какой характер! Появление таких людей у нас показывает, что идея освобождения Болгарии пустила глубокие корни. Еще так недавно она зародилась, а вот уже появились люди, которые во имя родины идут на верную смерть. Цветок распустился. Дай бог, чтоб и плоды скоро созрели.
Трудно сказать, насколько Мокра поняла своего сына, зато его хорошо поняли Анка и Иленка, которые присутствовали при разговоре. Девушки долго, с живым интересом слушали его рассказ о борьбе различных народов за свои права. Петр старался излагать свои мысли в доступной форме, иллюстрируя их выдержками из сочинений поэтов. Пламенные стихи Любена Каравелова которые он цитировал, казались девушкам убедительнее отвлеченных рассуждений. Патриотические стихотворе- ния, воспевающие свободу и готовность идти ради нее на жертвы, пролили свет на решение Станко. Девушкам было грустно. Особенно горевала Иленка, которой было известно, насколько ее отец ухудшил положение учителя.
Впрочем, оставались еще некоторые надежды. Относительно пригорора ходили разные слухи. Говорили, будто из Константинополя прибыла телеграмма с приказом смягчить наказание. В подобных случаях всегда приходят такие вести. Наконец приговор был вынесен. Он произвел на всех подавляющее впечатление. Сам хаджи Христа побледнел и забормотал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87