— Ну ладно...— сказал хаджи Христо,: вставая,— по крайней мере ты не скажешь, что я не желал тебе добра.
Хаджи передал содержание разговора жене и Иленке и, обращаясь к последней,; сказал:
— Интересно, чего же ему надо, если ему не нужны ни ты, ни деньги... Не ходи больше к Мокре. Над этим домом нависло несчастье.
Спустя полчаса девушка была уже в лавке Мокры и, уединившись с ней, тихонько сообщила о грозящей Петру опасности и о том, что в случае необходимости могла бы спрятать его. Мокра внимательно выслушала ее, слегка улыбаясь, а потом спросила:
— Где же ты можешь его спрятать?
— В нашем тайнике. У нас не станут делать обыск, а проведу его я сама.
— Может, и так обойдется.
И действительно, в течение некоторого времени помощи Иленки не требовалось. Но когда Россия объявила войну Турции, в Рущуке начались повальные аресты подозрительных, а подозрительными считались прежде всего те, кто отказался подписать «добровольный» адрес. Была устроена облава.
Сначала арестовали несколько человек, но во второй, третий и четвертый раз не удалось арестовать никого. Подозрительные ускользали из рук полиции и куда-то пропадали. Человек только что был... и вдруг исчезал.
Петра нельзя было арестовать только за то, что он не подписал «добровольный» адрес, так как у него были связи с консульствами. Поэтому Аристархи-бей приказал усилить над ним надзор, а сам тоже подсматривал и подслушивал, но ничего открыть не мог. Сведения, добываемые Мокрой от служащих в конаке, парализовали действия полиции. Петра предупредили, что за ним следят. Аристархи-бей подозревал, что Петр скрывает преследуемых полицией, но не мог найти никаких доказательств. Несмотря на усиленный караул у городских ворот, на крепостном валу и на берегу Дуная, люди, которых искала полиция, бесследно исчезали, словно сквозь землю
проваливались, и вскоре появлялись в болгарских отрядах, формировавшихся под защитой русских войск. Они и в самом деле проваливались сквозь землю. Вероятно, через подземелье Мокры никогда еще не проходило столько народу, сколько теперь, когда полиция производила облавы. Этим путем проникали не только люди, но и всевозможные сведения, касающиеся оборонительных укреплений в Рущуке. Турки никак не могли понять, каким образом это становится известным. И гражданские и военные власти были уверены, что всем этим руководит очень ловкий и сведущий человек.
Не Петр ли?
Но Петр никогда не заходил теперь в конак, не занимал никакой должности, не бывал на берегу. Его только иногда видели в кофейнях в обществе чиновников иностранных консульств.
Колодец и подземелье отлично выполняли свое назначение до первой попытки бомбардировать Рущук из Румынии. Попытка эта кончилась ничем, но заставила турецких инженеров увеличить число оборонительных сооружений, и они решили, что укрепить минами подступы к пристани недостаточно — не мешало бы воздвигнуть на берегу Дуная несколько батарей. Занялись осмотром берега.
Когда Мокра сообщила об этом Петру, тот нахмурился и сказал:
— Дело плохо.
— А что случилось?
— Если инженеры не слепые, то они возведут батарею в нашем саду.
— Не возведут,— возразила Мокра.
— Увидим. Впрочем, это будет зависеть от той системы укреплений, какую выберет штаб.
На другой день после этого разговора во двор Мокры явилось несколько турецких офицеров в сопровождении нижних чинов, которые несли жерди, треножники, столики, ящики и ящички. Они пошли в сад. Петр из окна своей комнаты следил в подзорную трубу, как они делали измерения, а потом начали совещаться. Они совещались долго и наконец приняли какое-то решение. Один офицер отошел в сторону, остановился, вытянул ногу, позвал солдата и приказал вбить кол на том месте, куда упиралась его нога.
«Плохо дело», — подумал Петр.
Затем офицер велел солдатам вбить колья еще в нескольких местах, и вскоре был очерчен контур насыпи, которую они решили здесь воздвигнуть.
Петр тяжело вздохнул. Лицо его выражало беспокойство. Он начал ходить по комнате.
— Плохо дело,— сказал он матери в тот же вечер.— Для этой насыпи потребуется очень много земли. Солдаты обнаружат подземелье.
— Мы скажем, что ничего не знали. А следы можно уничтожить.
— Теперь уже поздно. Работа началась, и поставлен караул.
Мокра впервые, может быть, растерялась, но очень скоро взяла себя в руки и сказала:
— Что же они мне, старухе, сделают?.. Ничего я не видела, ничего я не слышала, эфенди,— передразнила она себя, представляя будущую следственную комиссию.— А тебе надо скрыться.
Петр улыбнулся, и в улыбке его отразилось сомнение.
— Да, тебе надо скрыться... Знаешь где... В доме
хаджи Христо.
— Что? — изумился Петр.— В доме хаджи Христо!
— Иленка тебя спрячет.
Она рассказала Петру, как все устроится, и постаралась убедить, сына, что глупо и бесцельно рисковать жизнью, если можно спастись, никому не причинив
вреда.
В продолжение следующего дня Петр не выходил из своей комнаты, наблюдая за ходом работ. К вечеру он увидел, должно быть, что-то особенное, так как насупил брови, встал, надел пальто, сказал Анке, чтобы его не ждали, поцеловал ее в лоб, ушел и больше не вернулся.
Его не было и при обыске, который начался в доме Мокры в ту же ночь и кончился только на следующий день около полудня. На этот раз турки произвели страшное опустошение: они поднимали полы, ломали стены, забрали все книги и рукописи Петра, а также вещи, Анку приютили соседи. Старуху посадили в тюрьму. Судили ее военным судом, однако суду не удалось ничего узнать от Мокры. Суд заочно приговорил Петра к расстрелу и вынес решение о конфискации имущества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87