Поэтому Никола не показал Стояну наружный выход из галереи, так как был уверен, что, вернувшись из Константинополя, Петр сразу же позаботится о них. Свою уверенность он старался передать
Стояну.
— Все бы хорошо,— отвечал Стоян,— но... уж очень темно... Зато, когда выберемся отсюда на свет божий, все таким светлым покажется! И чего мы не вернулись в наше прежнее убежище?
— На дворе мы могли бы встретить заптий. — А если б мы сразу побежали за Анкой?
— Теперь уж ничего не поделаешь. Надо ждать, авось дождемся света раньше, чем нам кажется...
В тот самый момент, когда он произнес эти слова, в колодце появился свет. Бросившись на огонь, Стоян и Никола увидели Мокру.
— Я к вам на минуту,— сказала она.
— Ну, что слышно?
— Пришло много заптий. Они всю ночь искали, обшарили весь дом, а теперь спят. Вот вам фонарь, водка, хлеб, но сперва надо прочесть вот это.— Мокра подала Стояну бумагу.
Яркий луч фонаря ослепил Стояна, и вначале он ничего не мог разобрать, но вскоре глаза его привыкли к свету, и молодой человек начал разбирать слова. Это был черновик протокола обысков у хаджи Христо и у Мокры. О самом обыске ничего интересного не было, но была заметка о показаниях хаджи Христо. В ней значилось: «Хаджи Христо подозревает, что Стоян Кривенов скрывается у Мокры, так как дочь хаджи Христо, влюбленная в Стояна, по три раза на день бегает к Мокре».,
Никола глубоко вздохнул, услышав эти слова, а Мокра, обращаясь к Стояну, сказала:
— Что Иленка влюбилась в тебя, в этом, ничего плохого нет. Я, по правде говоря, хотела, чтоб Петр на ней женился, но если она предпочитает тебя, Петр найдет и другую... Но плохо то, что хаджи Христо рассказывает про это туркам. Ведь Аристархи-бей пошел прямо туда, к тайнику... Хорошо, однако, что мы об этом знаем. Проводите меня, я спешу.
Никола взял фонарь и пошел вперед. Мокра села в бадью и благополучно выбралась на поверхность. Она пробежала через сад и положила бумагу на прежнее место. Все шло как по маслу. Наверху, но не в подземелье: выдержка из протокола, где говорилось об Иленке и хаджи Христо, произвела сильное впечатление на молодых людей. Стояна возмутил поступок хаджи Христо,
— Кто его за язык тянул? — негодовал он.— Ладно, обо мне, а то ведь дочь, собственную дочь впутал... Негодяй!
Никола же ничего не сказал. Он нахмурился, сел, обхватил голову руками и словно застыл в этой позе.
На земле рядом с фонарем стояла бутылка,, лежал хлеб. Стоян взял бутылку, выпил сам и хотел передать бутылку Николе, но тот отказался.
— Выпей, брат. Здесь сыро! — приглашал Стоян. Никола не ответил ни слова. Стоян отломил кусок хлеба и уселся поудобнее. Он несколько раз начинал разговор с товарищем, но ответа не получал. Это его удивило.
— Что с тобой?—спросил Стоян.
Никола молчал и не шевелился. Казалось, он весь был погружен в размышления.
— Ты что, уснул? — сказал Стоян.— Мне тоже спать хочется.
И не мудрено: он порядочно хлебнул водки. Выбрав камень поглаже,, он подложил его вместо подушки, лег, вытянул ноги и уснул. Тогда Никола поднял голову и стал упрекать спящего:
— Почему ты не сказал мне, что она тебя любит? К чему ты играл со мной комедию?
Он встал, вышел из ниши и направился к наружному выходу. Здесь он облокотился на скалу, которая скрывала выход из подземелья, и долго стоял без движения. На востоке занималась заря. Проснувшиеся птицы наполняли воздух пением. В утреннем тумане слышно было, как пролетали дикие утки. Гоготали гуси, возвращавшиеся на дунайские трясины с ночных набегов на поля, где они производили страшные опустошения. Внизу блестел Дунай, а за Дунаем простирались необъятные зеленые болота, на которых белели вереницы лебедей и пеликанов. Над рекой проносились чайки, скользили по по-верхности воды взлетали в воздух с рыбой в когтях... На берегу, словно солдаты на часах, стояли цапли, то тут, то там опускались на зеленый покров аисты. Вскоре выплыл большой, величественный диск солнца и 'ярко осветил открывшуюся перед взором Николы панораму.
Но юноша смотрел и ничего не видел. Он негодовал на своего товарища и друга, и это чувство так поглотило его, что он не замечал ничего вокруг. Спроси его: «Взошло ли солнце?» — он, наверное, не знал бы, что ответить. Влюбленные смотрят на мир не так, как все прочие. Их мир, когда они не глядят в глаза своей возлюбленной, весьма ограничен. Они превращаются в эгоцентристов, видящих только себя и думающих только о себе.
«Она влюблена в него,— размышлял Никола,— по три раза на день прибегала ради него к Мокре, и Мокра хотела, чтобы Петр на ней женился. Как же это она?.. А я что?.. Почему она так меня встретила?.. Почему хотела отдать мне свои драгоценности?»
Бедный Никола никак не мог найти ответ на все эти вопросы. Он сердился, негодовал,, ревновал и никак не мог разобраться, что происходит с ним и вокруг него. Иленка так и стояла перед его глазами, и ему стали мерещиться дикие планы. «Стоян задушил милязима,— думал он,— а что, если я задушу Стояна?» Он не отда-
вал себе отчета, насколько поступок Стояна отличается от того, который замышлял он. В нем проснулся тот первобытный человек, которого цивилизация преобразила в джентльмена, всегда готового лишить жизни своего ближнего, друга и даже родного брата, вызвав его на дуэль из-за женщины. Никола чувствовал себя глубоко оскорбленным Стояном, потому что Иленка любила Стояна.
— О! —стонал он, сжимая кулаки.
Солнце поднималось все выше и выше. Туман рассеялся, небо прояснилось, утренняя суета стихла. Было около девяти часов, когда Никола услышал доносившиеся до него из подземелья голоса. Он обернулся и посмотрел в глубь галереи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87