— Как так?
— Сейчас от тебя, а несколько минут назад то же самое говорила баба Мокра.
— Где же ты ее видел?
— Я сидел на краю обрыва, а она пришла и велела мне уйти, прибавив, что сидеть здесь можно будет, только если дозволят...
— Гм...— пробормотал Станко.— А ты ее знаешь?
— Что-то слыхал про нее.
— Это немного странная женщина, но очень умная. В Рущуке ее знают все. Она ни аги, ни самого паши не боится.
— Это сразу видно.
Станко хотел еще что-то прибавить, но раздумал. Он покачал головой и позвал жену, которая готовила в кухне ужин.
— Возьми ребенка,— сказал он ей, передавая спящего малютку,— мне надо с человеком насчет книг поговорить...
Жена взяла ребенка. Станко вышел, но вскоре вернулся, по нему не видно было, чтобы он что-то нес. Однако, усевшись рядом с Николой, он вынул из рукава газету,, сложенную в несколько раз, и тоненькую брошюру в красной обложке. Положив их перед юношей, он сказал:
— Возьми это и засунь в рукав. Никола исполнил приказание.
— Когда будешь идти по улице, смотри, чтобы заптии не арестовали тебя и не посадили в тюрьму.
- С какой же стати они меня арестуют?
— С какой стати? Ты можешь им показаться подозрительным. Они арестуют тебя, обшарят карманы, все отнимут и если найдут парички, то арестуют и выпустят без паричек. Если же найдут газету, станут таскать тебя из тюрьмы в конак, из конака в тюрьму, будут допрашивать, бить по пяткам, морить голодом, пытать и наконец либо повесят, либо в Акре сгноят... Понял?
— Понял...— отвечал Никола, нахмурив брови.
— Теперь ты знаешь, что тебя ожидает...
— Знаю.
— Ну, так берегись, и да благословит тебя бог! Заходи в среду, а теперь слышишь?
Он поднял указательный палец, и до слуха Николы донеслось заунывное, протяжное пение муэдзина из ближайшего минарета.
— Вечерний намаз... Через полчаса по улицам можно будет шнырять только кошкам, собакам да заптиям... Ступай!
Никола поспешно вышел. На улице движение было более оживленное, чем днем: все торопились поскорее укрыться в домах. По вечерам, особенно в воскресные дни и в праздники, патрули часто устраивали облавы на пьяных и подозрительных. Никола чувствовал себя подозрительным, и у него было такое лицо, что он непременно попался бы, посмотри на него какой-нибудь заптия повнимательней. К счастью, все обошлось благополучно. Он добрался до читальни и, таким образом, успешно начал свою деятельность.
Мокра была женщина необыкновенная. Лет десять назад она потеряла мужа. После его смерти у нее осталось три сына, дочь и значительное состояние. Покойный был в Рущуке одним из самых богатых торговцев, он пользовался уважением соотечественников и был на хорошем счету у властей. Последнее время его каждый год выбирали в чорбаджии, и он выполнял свою должность, как подобает почтенному и лояльному человеку. Турки считали его вполне благонамеренным и не ставили ему в вину того, что он посылал своих детей учиться за гра-
ницу. Такому богатому человеку это простительно, тем более что и сами турки отправляли молодых мусульман на воспитание к гяурам — во Францию, в Германию и даже в Швейцарию. За год или два до смерти муж Мокры отправил за границу младшего сына, В это время старший уже заканчивал образование. Когда глава семьи умер, Мокра в ожидании старшего сына, который обучался в коммерческом училище, сама занялась торговлей. Она вела дела в том же направлении, что и муж, держась в стороне от всевозможных рискованных затей. Все ее думы и помыслы сводились к деньгам; не только она, но и ее домашние и знакомые думали лишь о наживе. Неграмотность нисколько не мешала ей наживать богатство. Вскоре она завоевала такое же уважение,, как и ее покойный муж. Все в один голос утверждали, что Мокра чрезвычайно умна. И действительно, она превосходно справлялась с делами. При разговорах с представителями власти она, бывало, за словом в карман не лезла и никого не боялась. Решительная и смелая, она не испугалась бы и самого султана.
Года два ей пришлось вести дела самой в ожидании старшего сына. Наконец он приехал.
— Ну, слава богу, приехал,— сказала Мокра, поздоровавшись с сыном.— Распоряжайся теперь всем как тебе угодно. Покупай, продавай, да веди дела с умом, чтобы мог ты потом отчитаться перед младшими братьями.
— Ах, мама,— отвечал сын,— не лежит у меня сердце к торговле.
— Почему? — спросила Мокра.
— У меня есть другое дело... а за двумя зайцами погонишься...
— Верно,— отвечала мать.
Она не спросила, чем хочет заняться сын. Молодой человек, усвоивший европейские взгляды, часто беседовал с нею о независимости народов, о борьбе слабых с угнетателями, о прогрессе, об автономии, о правах человека и о многом другом, чего Мокра не понимала, да и не старалась понять.
— Какое мне дело до того,— говорила она,— что не имеет отношения к мылу, салу, повидлу и маслу...
Ведь цены на товары не зависят от этих мудрствований.
Через несколько дней после приезда Мокра предложила сыну пойти к паше.
— Он спрашивал про тебя и хотел бы с тобой познакомиться,— сказала она сыну.
— Он угнетатель нашей родины,— отвечал сын.
Мокра и этого не поняла. По правде говоря, она побаивалась турок. Она знала, что с ними надо быть начеку — ведь в их руках власть. Но она была уверена, что все на земле делается по воле божией, и иначе не может быть. Поэтому она приспособилась, свыклась с существующим порядком вещей и со свойственным ей юмором с помощью испытанных средств умела предотвращать все неприятности. Давая взятки чиновникам, она всегда шутила и этим завоевала их расположение. Мокра не могла взять в толк, почему сын ее сторонится турок и окружает себя болгарской молодежью, которой рассказывает о швейцарцах, голландцах, испанцах, итальянцах, о великих подвигах и о других предметах, не имеющих ничего общего с торговлей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87