Доктор тотчас же пришел и констатировал смерть.
— Спаси его,— крикнула в отчаянии Мокра.
— Я не умею воскрешать мертвых.
— Он еще теплый,— сказала она, прикладывая руку к груди сына.
Доктор ничего не ответил. Тогда, обращаясь к аге, Мокра сказала:
— Он мой... позволь мне взять его, ага эфенди.
— Возьми,— сказал он, уходя.
Старуха очутилась наедине с сыном. Она не хотела отходить от него, опасаясь, как бы разрешение не было отменено. Турки не питают большого уважения к трупам гяуров.
Поспешно сняв с себя платок, Мокра прикрыла им тело сына, взяла его на руки и понесла. Один из жандармов заметил:
— Не снесешь, слишком тяжел.
— Кто ж его на руках носил? — отвечала старуха. Так она прошла через двор конака и, вероятно, понесла бы сына и через город, если бы не Никола, ожидавший ее у ворот.
— Мокра,— окликнул он ее.
— А...— отозвалась она.
— Ты стара, я молод...
— Он мне сын...
— А мне он брат.
Старуха остановилась. Никола взял у неё труп и понес его по городу. Лица покойника не было видно, оно было закрыто платком, и встречным могло казаться, что Никола несет больного. Вот почему никто из прохожих не обращал внимания на это шествие. Никола принес умершего домой и положил его на диван. Сбежались домочадцы, прибежала сестра. Послышались рыдания.
— Тише... тише,— говорила хозяйка.— Господь призвал его к себе... Он погиб за святое дело... Он отправился с жалобой к богу... Второй из нашей семьи...
Она еле удерживалась от рыданий, стараясь заглушить сердечную боль и горе. По временам, однако, из груди ее вырывался стон.
— О сын мой! сын мой дорогой! — восклицала она.— По крайней мере похороним его как следует.
Мокра занялась похоронами. На Балканском полуострове есть женщины, которые убирают покойников. Их даже не надо звать — они приходят сами... Обмывают, одевают и оплакивают умерших. Это древний обычай. Мокра не нарушила его. Через час тело Драгана, со сложенными на груди руками, обернутое в белую простыню, лежало на катафалке, покрытом ковром. В изголовье и по бокам горели восковые свечи. Священник прочитал молитву и окропил тело святой водой. Понемногу стал собираться народ, чтобы отдать последний долг умершему. Приходили соседи, соседки, вздыхали, молились, шептались. Никола,, который не выходил из комнаты, объяснял всем причину и обстоятельства смерти Драгана:
— Турки убили его за то, что он не отдал находившиеся при нем бумаги.
— Какие же это были бумаги?
— Не знаю.
— А кому они были адресованы?
— Кому-то в Рущуке.
— Может быть, английскому, французскому или русскому консулу?
— Может быть... Бумаги были очень важные. Он их проглотил...
Пришла жена хаджи Христо с дочерью. Никола и при них повторил свой рассказ, особо подчеркивая патриотическую сторону дела.
— Драган,— сказал он,— умер как герой. На него напали тридцать заптий, а он был один. Они хотели отнять у него бумаги, но он не дал. Каждый болгарин должен так поступать.
Иленка молчала. Она не отрываясь смотрела на покойника и слушала Николу. Ее присутствие наполняло Николу такой отвагой, что он почти жалел, что это Драган, а не он лежит в гробу. Единственным его утешением было, что и он когда-нибудь примет такую же смерть.
—У меня теперь одна забота, где бы достать револьвер,— сказал он.
Иленка быстро посмотрела на него, и Николе показалось, что он прочел в ее глазах признание. Этот взгляд надолго сохранился у него в памяти.
Похороны были пышными. Плакальщицы громко рыдали. На крышке гроба несли украшенную цветами и зеленью кутью. Мокра устроила в саду поминальный обед,
на который собралось много гостей. Когда ее утешали, она говорила:
— Вот уже второй из нашей семьи идет к богу с жалобой на наших врагов. Пусть множатся эти жалобы, и тогда тяжба наша наверняка будет разрешена в нашу пользу.
Не все понимали ее слова, но все соглашались с ней. Однако Никола, Стоян, Станко и хаджи Христо вполне поняли ее.
— У тебя большое горе, Мокра,— сказал хаджи.— Все мы сочувствуем тебе, но разве ты хочешь, чтобы и других болгарских матерей постигло такое же несчастье?
— Ах, нет! Я ни одной матери не желаю этого,— ответила старуха, вздыхая.— Но и того нельзя желать, чтобы наша болгарская молодежь прозябала, как прежде, и чтобы своей головой дорожила больше, чем Болгарией... Мои сыновья подали пример... они попытались... Такие вещи не удаются сразу, а опыт учит. Ребенок только тогда выучится обращаться с огнем, когда обожжется. Все об этом знают, однако все обучают детей обращению с огнем.
Так говорила Мокра, угощая гостей, и никто ей не возражал, хотя большинство гостей — купцы, члены городского совета и прочие — в душе не соглашались с ней. «К чему задирать турка, если сила на его стороне»,— думали эти степенные господа. Однако слова Мокры не пропали даром. Гибель двух молодых людей, полных жизни, не только вызывала сочувствие, но заставляла призадуматься. Гости размышляли над причиной смерти этих юношей, и у них появлялось сознание существующей несправедливости. Даже в самых благонамеренных головах зарождался непроизволышй, бессознательный протест против власти, которая до сих пор считалась законной; все это свидетельствовало, что в механизме власти что-то неладно. Однако положительные люди не особенно поддавались увлечениям. Они твердо помнили про свой «эснаф» и предпочитали жить с турками в ладу. Зато молодые люди рассуждали иначе. Происшествие на пристани произвело ошеломляющее впечатление на молодежь, а поминальный обед еще больше усилил его.
— Мокра,— обратился как-то Никола к своей хозяйке,— и я хотел бы послужить своей родине, хотя бы пришлось кончить так, как кончили твои сыновья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87