— Они присягали,— отвечал Петр.
— А... не стану спрашивать, зачем... знаю. Да благословит вас бог!
— Зачем ты, мама, пришла сюда?—спросил ее сын.
— Я прихожу сюда каждое утро,— сказала Мокра со вздохом и, перекрестившись поцеловала крест и евангелие. Потом выпрямилась и, скрестив на груди руки, промолвила:
— Я прихожу сюда беседовать с сыном. Другого сына у меня отняли, не дали похоронить. Драган мой заступник перед богом, через него я шлю свои молитвы за Болгарию, за которую оба сыночка пролили кровь. Моя жертва должна быть угодна господу. Сыны мои, дети мои...
Голос ее дрожал, но она не плакала. Сдерживая слезы, не давая им пролиться из глаз, она обратилась к молодым людям:
— Это хорошо, что вы поклялись на могиле Драгана... Он вознесет вашу присягу к престолу господню, и отец небесный сурово покарает клятвопреступников. А теперь ступайте и оставьте меня одну.
Молодые люди подходили к старухе, целовали ей руку, а она крестила их. Это трогательное и торжественное зрелище, находило отклик в природе. Утреннее солнце косыми лучами золотило росу, бриллиантами сиявшую на стеблях и листьях; крепко пахло богороди-цыной травой; над кладбищем взмывал с песней высоко в небо жаворонок, а над рекою стлался белый туман. Петр последним подошел к матери. Обнимая его голову, она тихо, взволнованно прошептала:
- О дорогая моя головка, сыночек мой... Господь сжалится надо мной, сжалится над бедной сиротою... Но пусть свершится его святая воля... Дитя мое, будь осторожен!
Она перекрестила его, и он ушел вслед за остальными.
На следующий день Никола в крестьянском платье шагал по дороге, ведущей в Шумлу. Никто ему не препятствовал, не удерживал его. Со Стояном дело обстояло иначе. Он зависел от хаджи Христо и потому не мог свободно распоряжаться своим временем. Легче всего ему было ездить в Бухарест —эти поездки продолжались недолго. Кроме того, для них всегда можно было найти предлог — торговые дела. Хаджи Христо Догадывался об истинных целях поездок Стояна и предостерегал его, но не слишком строго контролировал. Однако теперь, когда Стоян заявил, что уезжает надолго, причем не в Бухарест и не по торговым делам, джи Христо счел необходимым поговорить с ним.
— Не дури,— начал он,— у тебя ведь одна голова па плечах.
— Знаю, хаджи,— сказал молодой человек. — А если ты погубишь себя?
— Никто не вечен... Двум смертям не бывать, одной не миновать.
— Так-то оно так,— отвечал хаджи Христо и, подумав немного, прибавил: — Помни, что после моей смерти останется дело, которое я с собой в могилу не возьму. Кроме того, останется еще Иленка... Понял?
Стоян посмотрел собеседнику прямо в глаза.
— Ты что же, уходишь? — спросил хаджи Христо.
— Да, ухожу. Потом вернусь.
— Возвращайся, а то сам будешь виноват, если твое место займет другой. Петр — человек положительный, дело свое знает и считать умеет.
Однако Стояна это не могло удержать. В день его отъезда Иленка навестила Анку. Первым делом она, спросила о Николе.
— Куда он девался?
— Не знаю, пропал.
— А вернется?
— Не знаю. Может, и вернется.
Прошло несколько месяцев с тех пор, как Стоян и Никола исчезли из Рущука. К событиям, о которых мы повествуем, не прибавилось ничего нового. Они — словно Дунай, а он — известно — течет себе да течет. Однообразная поверхность реки блестит на солнце, отражая в себе небо, но кто знает, что происходит на дне? Быть может, там образовались водовороты? Или песок заносит русло реки?
Мокра занималась домашним хозяйством, Петр — торговыми делами. В доме хаджи Христо жизнь тоже шла своим чередом. Если там и произошли какие-либо перемены, то разве лишь в том, что Иленка стала частенько задумываться. Впрочем, в этом нет ничего осо-бенного, ведь будущее каждой девушки представляется ей загадкой. Иленка, однако, стала задумываться чаще, чем обыкновенно. Но на эту перемену никто не обра-щал внимания: ни отец, ни мать, ни даже ее старая нянька Велка. Девушка ни с кем не делилась своими мыслями и только, встречаясь с Анкой, всегда старалась перевести разговор на Николу. Делала она это довольно ловко. Так, например, однажды она сказала Анке:
— Отец мой прогнал Стояна, а Петр прогнал Николу.
— Разве Петр прогнал Николу? — возразила Анка.
— Я слышала, что Никола воровал товары в лавке.
— Что за вздор! — воскликнула Анка с негодованием.
- Так говорят.
— Это ложь! Мать полностью ему доверяла, и он никогда у нас ни одной парички не взял. Нет, нет,— протестовала она,— Никола — отличный малый.
— Отличный...— повторила Иленка.
— Да, чистый сахар...
— Такой же сладкий?
— Да, сладкий... а пылкий, как огонь.
— Ты что-то уж слишком хвалишь его,— заметила Иленка, как будто на что-то намекая.
— Я не хвалю, а просто говорю, какой он есть. Впрочем, какая разница — хвалю я его или браню.
Анка, которую сильно потрясли постигшие семью несчастья, решила поступить в монастырь. Поэтому Иленка считала ее мнение о Николе вполне беспристрастным. Однако Анка ничего особенно интересного рассказать о молодом человеке не могла. Она знала, что хозяева им довольны, ужинали ведь они за одним столом, и ей приходилось слышать, как он говорил с братом и матерью, но сама она в разговорах участия не принимала, так как мысли ее заняты были другим. Она все думала о монастыре святого Спаса в Румынии, куда собиралась поступить и куда давно уехала бы, если это зависело бы от нее одной. Мать и брат не противились ее намерению, но советовали:
— Подожди, хорошенько подумай, чтобы потом не пожалеть.
Анка согласилась и осталась с родными, но жила словно монахиня, лишь на время отпущенная домой настоятельницей монастыря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87