Рассказы сына казались ей прекрасными сказками, но она не понимала, какая может быть от них польза.
Однажды сын попросил у нее двести дукатов.
— Зачем? — спросила она.
— Хочу револьверы купить,— отвечал молодой человек.
— Должно быть, по дешевке покупаешь?
Мокра была уверена, что сын покупает револьверы для перепродажи. За двести дукатов можно купить тридцать или сорок револьверов. А для чего же ему столько? Она дала деньги и ждала транспорта с револьверами, а между тем сын ее стал собираться в дорогу.
— Куда едешь?
— В Румынию, майка.
— Надолго?
— Нет, не надолго... Я вернусь не один...
— Что же, ты там себе коконицу присмотрел? — заботливо спрашивала она.
— Не до кокониц мне теперь,— отвечал молодой человек.
Пока Мокра ожидала возвращения сына, в Болгарии распространились слухи о волнениях, вызванных вторжением какой-то четы через румынскую границу. Эти слухи обеспокоили Мокру главным образом потому, что
сын ее был в той стране, откуда пришла таинственная чета. Она ничего не подозревала, отъезд сына и последующие события казались ей простым совпадением, но тем не менее сердце у нее сжималось от недобрых предчувствий, и она жадно ловила всякие слухи.
Она знала, что власти всегда располагают самыми точными сведениями, и при первом же подходящем случае отправилась в конак. Дело, с которым она пришла туда, касалось пошлины, и его мог разрешить только сам паша — губернатор провинции. К нему она и направила свои стопы. Изложив свою просьбу, она ломала голову,, не зная, как задать ему интересующий ее вопрос, но вдруг паша сам пришел ей на помощь, спросив:
— А что у вас слышно?
— Ты, эфенди, лучше моего знаешь, что слышно. Паша добродушно улыбнулся и сказал:
— У тебя тоже есть уши.
Мокра подняла голову, причмокнула языком и сказала:
— У меня уши завязаны, а у тебя открыты. Я слышу только то, о чем говорят громко.
— О чем же говорят громко?
— О том, что ты, эфенди, сладок, как сахар.
— А еще о чем?
— Говорят, какие-то разбойники появились.
— Нет, не разбойники это.
— А кто же?
— Мятежники, джанэм.
— Что это такое — мятежники?
— Об этом ты узнаешь, когда среди них увидишь своего сына.
— Мой сын? Что ему с ними делать?
— А где он? — спросил паша.
— Взял паспорт и уехал за Дунай.
— Зачем?
— По торговым делам, а может быть, и за коконицей.
Мокра упомянула о кокоиице, чтобы придать разговору шутливый характер, а между тем сердце ее сжималось от зловещего предчувствия.
— Что же, твой сын что-нибудь покупает или продает там?— спросил паша.
— Он хотел разузнать насчет сала.— Она сказала «насчет сала», а подумала о револьверах. В эту минуту
ей многое стало ясно из того, чего она прежде не понимала.
— Если твой сын поехал справляться насчет сала, то это очень хорошо.
— А если насчет коконицы?
— Еще лучше. Надеюсь, ты меня пригласишь на свадьбу и я выпью за здоровье молодых.
— А я, эфенди, назову водой то вино, которым буду тебя угощать.
— Не хлопочи, чудо и так свершится. Ты только посади меня спиной к востоку. Тогда пророк не увидит, воду я пью или вино... Ну, а когда ты ждешь сына?
— Может, сегодня, а может, завтра.
— Когда он вернется, скажи ему, чтоб он побывал у меня. У меня есть к нему дело.
Мокра вышла из конака в сильном волнении. По пути домой она зашла в несколько лавок, надеясь разузнать там что-нибудь. Ей сказали, что из Рущука выступили отряды войск и заптий и что из города исчезло несколько молодых людей. Родные их были в отчаянии. Называя фамилии этих юношей, ее спрашивали: «А твой сын?»
Навстречу ей попалась одна из матерей, у которой исчез сын. Завидев Мокру, она подбежала к ней и принялась кричать:
— Если мой мальчик погибнет, бог покарает твоего сына!
Теперь Мокра не сомневалась, что ее старший сын пристал к чете. Она горько упрекала себя в том, что отпустила его, но потом подумала: «Разве я могла не пустить его?» Раздумывая над случившимся, она взглянула на вещи иначе и спросила себя:
— Почему вместо двухсот дукатов он, глупый, не взял у меня на револьверы двух тысяч?
Как всякая купчиха, она верила в могущество денег и, догадавшись, в чем дело, решила, что затрата большего капитала могла бы вернее обеспечить успех предприятия. С другой стороны, она полагала, что сын ее, проучившись столько лет за границей, наверное сумел рассчитать, сколько ему понадобится денег, чтобы... Что? На этот вопрос она не могла ответить, в голове у нее рождались догадки и смутные предчувствия. Из слов
сына, которые еще так недавно были ей непонятны, в ее уме слагались представления, близкие тем, что пять веков назад были задушены и уничтожены турками. Она нравственно перерождалась, в ней заговорили чувства, окрылявшие ее предков, чьи имена были неизвестны истории. В этой старой женщине, очевидно, происходил тот же психологический процесс, что и в другом нашем герое — Николе. Как и он, она вначале не знала, в чем корень зла. Но вот в Болгарии повеял ветерок свободы, и благодаря этому живительному дуновению формировались характеры юношей и перерождались старики.
Мокра с величайшим беспокойством прислушивалась к известиям о мятежниках, которые наводили ужас на болгарское население. Впрочем, не все вести были дурные. Говорили, например, что вдоль Дуная ниже Рущу-ка, между Видином и Рущуком, через Дунай переправилась болгарская чета, в которой каждый четник был вооружен тремя револьверами. А это оружие пользовалось тогда большим почетом в Болгарии. Предполагали, что в чете было около двадцати тысяч человек — стало быть, у них шестьдесят тысяч револьверов. Некоторое время этот слух играл роль якоря надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87