ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Ведь люди и вправду могут поверить в его преступность. Тимофей хорошо знает людскую доверчивость, порой наивную: раз обвинили, раз наказали, значит, было за что. Вот и Брунов, по всему видно, честный человек, но верит, иначе не арестовал бы. И чем больше Тимофей думал об этом, тем яснее видел безвыходность своего положения. Становилось жутко от такой несправедливости. Тогда, за столом, Захар крикнул: «Детской кровушкой торговал!» — и Тимофей захлебнулся от боли и злости, не смог ничего ответить. Сейчас обвиняют в том же, и он не может ничего противопоставить этому обвинению, кроме своих честных слов.
— Значит, вы сознаетесь в том, что с осени сорок первого года по июль сорок второго сотрудничали с липовским комендантом Клаусом Штубе? — спросил Брунов официальным тоном.
Эти слова встряхнули Тимофея, заставили вскочить со стула.
— Но это же нелепо! — крикнул он.— Не-ле-по! Я ни в чем не сознаюсь! Я отрицаю всю эту клевету. Я должен сознаться в чудовищном преступлении, которого никогда не совершал? Да вы что, за мальчишку меня принимаете?
— Успокойтесь, сядьте, криком ничего не докажешь,— сказал Брунов.
— А как мне вам доказать? Я вынужден оправдываться, не зная за собой никакой вины, и делать это спокойно? Это черт знает что!
— Ну, хорошо, давайте продолжим. Если вы действительно работали на отряд, то подтверждения должны найтись. Люди ведь из отряда остались?
— Да, остались многие. Наш председатель Яков Илин был в отряде, - даже — комиссаром последнее время.
— И комиссар не знал о вашей связи? — удивился Врунов.
— В том-то и дело, что не знал,— вздохнул Тимофей.-— В отряд он пришел уже позже, из окружения, а комиссаром стал перед самой гибелью Маковского и уходом отряда из наших лесов.
— Допустим. Но неужели не осталось ничего такого, что могли бы подтвердить бывшие партизаны?
— Не знаю...
— Вы успокойтесь, вспомните,— посоветовал Брунов.
Теперь уже следователь помогал ему искать оправдания. Капитан Малинин молча записывал показания и недовольно косился на своего начальника.
— Мой отец!..— вспомнил Тимофей.— Я посылал его в отряд накануне боя в Липовке, чтобы предупредить об опасности. Маковский готовил нападение на комендатуру, но в это время неожиданно для всех в Липовку прибыл карательный отряд...
— Так, так, продолжайте,—оживился майор.
Тимофей торопливо заговорил о казни Любы, о нападении на липовскую комендатуру и гибели Маковского, о последних днях самого отряда. (Впоследствии остатки отряда присоединились к более крупному отряду Кравченко.)
— Отца видели в отряде, это могут подтвердить многие,— заключил он.
— И то, кем он был послан?
— Нет. Знать могли только Маковский и Корташов... Брунов помолчал, раздумывая, потом с сожалением пощелкал пальцами.
— Да, посещение отряда вашим отцом—оправдание... косвенное. Но этого мало, совершенно недостаточно.
— Кто же еще мог послать его, родного отца? Всю войну мы были вместе.
- Вы меня удивляете, Лапицкий. Во-первых, ваш отец ходил в отряд много позже, после закрытия детдома, а во-вторых, к вам лично это могло не иметь никакого отношения. Мы знаем сотни случаев, когда отцы занимались одним, а сыновья совершенно другим. Сами же рассказы вали о связной Любе Павленко и о старосте, немецком прислужнике Павленко. Так что... Вспомните, с кем вы еще встречались, разговаривали в то время? В нашем деле иногда самая незначительная встреча или разговор могут стать решающими.
— С кем встречался?.. Да все со своими же сельчанами... Нет, постойте, есть у меня свидетель! — обрадовался Тимофей.— Чесноков! Илья Казимирович Чесноков, инспектор облоно!
— Чесноков, Чесноков... Знаю такого. Ну и что же Чесноков?
— В августе сорок второго он приезжал в Метелицу. — Для чего?
— Мы говорили об открытии школ в деревнях.
— В качестве кого приезжал Чесноков? — спросил Брунов, и Тимофей прочел в его глазах заинтересованность.
— В качестве инспектора. Немцы разрешили открыть школы, и надо было этим воспользоваться. Он знал все о детдоме и о моем положении. К тому времени открыли новый детдом в Криучах, потому немцы меня и оставили в покое. И еще надо знать Штубе, чтобы понять, почему я остался в живых. Он представлял из себя этакого миссионера, несущего цивилизацию. Были и другие обстоятельства: сын Захара Довбни случайно оказался в числе тех девяти мальчиков, а его жена, попросту говоря, путалась со Штубе. Коменданту могло быть неловко перед своей любовницей за этот случай...
— Только не пытайтесь меня убедить в милосердии этого Штубе,— перебил с досадой Брунов.— А Чесноков... да, серьезный свидетель.
— Он обо всем знал, он подтвердит,— сказал Тимофей с уверенностью.
— Хорошо, поговорим с Чесноковым. Но это ваш последний шанс, Лапицкий,— закончил он и устало вздохнул.— Все на сегодня.
— Значит, меня не отпустят? До начала занятий осталось всего пять дней. В школе еще не все готово...
Брунов вскинул на Тимофея удивленный взгляд, а капитан Малинин сказал с раздражением:
- Подумайте лучше о себе, гражданин Лапицкий.
Вошел знакомый уже Тимофею сержант и молча проводил его в камеру. Только закрывая тяжелую дверь, наставительно заметил:
— Я ж говорил, что у нас невинные не сидят.
За последний год здоровье майора Брунова заметно ухудшилось. Он стал чувствовать сердце; оно не болело, не покалывало, но — чувствовалось, и это, Брунов знал, недобрый признак. По вечерам постоянно мучили головные боли, и все чаще и чаще приходила бессонница. А причина была одна: он устал.
«Отдых — вот что мне нужно,—думал Брунов.—Хотя бы на недельку забраться куда-нибудь под Кленки или на Ипуть, поставить палаточку, наладить костерок, удить рыбу и ни о чем не думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
— Значит, вы сознаетесь в том, что с осени сорок первого года по июль сорок второго сотрудничали с липовским комендантом Клаусом Штубе? — спросил Брунов официальным тоном.
Эти слова встряхнули Тимофея, заставили вскочить со стула.
— Но это же нелепо! — крикнул он.— Не-ле-по! Я ни в чем не сознаюсь! Я отрицаю всю эту клевету. Я должен сознаться в чудовищном преступлении, которого никогда не совершал? Да вы что, за мальчишку меня принимаете?
— Успокойтесь, сядьте, криком ничего не докажешь,— сказал Брунов.
— А как мне вам доказать? Я вынужден оправдываться, не зная за собой никакой вины, и делать это спокойно? Это черт знает что!
— Ну, хорошо, давайте продолжим. Если вы действительно работали на отряд, то подтверждения должны найтись. Люди ведь из отряда остались?
— Да, остались многие. Наш председатель Яков Илин был в отряде, - даже — комиссаром последнее время.
— И комиссар не знал о вашей связи? — удивился Врунов.
— В том-то и дело, что не знал,— вздохнул Тимофей.-— В отряд он пришел уже позже, из окружения, а комиссаром стал перед самой гибелью Маковского и уходом отряда из наших лесов.
— Допустим. Но неужели не осталось ничего такого, что могли бы подтвердить бывшие партизаны?
— Не знаю...
— Вы успокойтесь, вспомните,— посоветовал Брунов.
Теперь уже следователь помогал ему искать оправдания. Капитан Малинин молча записывал показания и недовольно косился на своего начальника.
— Мой отец!..— вспомнил Тимофей.— Я посылал его в отряд накануне боя в Липовке, чтобы предупредить об опасности. Маковский готовил нападение на комендатуру, но в это время неожиданно для всех в Липовку прибыл карательный отряд...
— Так, так, продолжайте,—оживился майор.
Тимофей торопливо заговорил о казни Любы, о нападении на липовскую комендатуру и гибели Маковского, о последних днях самого отряда. (Впоследствии остатки отряда присоединились к более крупному отряду Кравченко.)
— Отца видели в отряде, это могут подтвердить многие,— заключил он.
— И то, кем он был послан?
— Нет. Знать могли только Маковский и Корташов... Брунов помолчал, раздумывая, потом с сожалением пощелкал пальцами.
— Да, посещение отряда вашим отцом—оправдание... косвенное. Но этого мало, совершенно недостаточно.
— Кто же еще мог послать его, родного отца? Всю войну мы были вместе.
- Вы меня удивляете, Лапицкий. Во-первых, ваш отец ходил в отряд много позже, после закрытия детдома, а во-вторых, к вам лично это могло не иметь никакого отношения. Мы знаем сотни случаев, когда отцы занимались одним, а сыновья совершенно другим. Сами же рассказы вали о связной Любе Павленко и о старосте, немецком прислужнике Павленко. Так что... Вспомните, с кем вы еще встречались, разговаривали в то время? В нашем деле иногда самая незначительная встреча или разговор могут стать решающими.
— С кем встречался?.. Да все со своими же сельчанами... Нет, постойте, есть у меня свидетель! — обрадовался Тимофей.— Чесноков! Илья Казимирович Чесноков, инспектор облоно!
— Чесноков, Чесноков... Знаю такого. Ну и что же Чесноков?
— В августе сорок второго он приезжал в Метелицу. — Для чего?
— Мы говорили об открытии школ в деревнях.
— В качестве кого приезжал Чесноков? — спросил Брунов, и Тимофей прочел в его глазах заинтересованность.
— В качестве инспектора. Немцы разрешили открыть школы, и надо было этим воспользоваться. Он знал все о детдоме и о моем положении. К тому времени открыли новый детдом в Криучах, потому немцы меня и оставили в покое. И еще надо знать Штубе, чтобы понять, почему я остался в живых. Он представлял из себя этакого миссионера, несущего цивилизацию. Были и другие обстоятельства: сын Захара Довбни случайно оказался в числе тех девяти мальчиков, а его жена, попросту говоря, путалась со Штубе. Коменданту могло быть неловко перед своей любовницей за этот случай...
— Только не пытайтесь меня убедить в милосердии этого Штубе,— перебил с досадой Брунов.— А Чесноков... да, серьезный свидетель.
— Он обо всем знал, он подтвердит,— сказал Тимофей с уверенностью.
— Хорошо, поговорим с Чесноковым. Но это ваш последний шанс, Лапицкий,— закончил он и устало вздохнул.— Все на сегодня.
— Значит, меня не отпустят? До начала занятий осталось всего пять дней. В школе еще не все готово...
Брунов вскинул на Тимофея удивленный взгляд, а капитан Малинин сказал с раздражением:
- Подумайте лучше о себе, гражданин Лапицкий.
Вошел знакомый уже Тимофею сержант и молча проводил его в камеру. Только закрывая тяжелую дверь, наставительно заметил:
— Я ж говорил, что у нас невинные не сидят.
За последний год здоровье майора Брунова заметно ухудшилось. Он стал чувствовать сердце; оно не болело, не покалывало, но — чувствовалось, и это, Брунов знал, недобрый признак. По вечерам постоянно мучили головные боли, и все чаще и чаще приходила бессонница. А причина была одна: он устал.
«Отдых — вот что мне нужно,—думал Брунов.—Хотя бы на недельку забраться куда-нибудь под Кленки или на Ипуть, поставить палаточку, наладить костерок, удить рыбу и ни о чем не думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177