— Га! Дед знаешь какой сильный! Он им всыпет!
— Всыпет? — Она перестала плакать.
— А то не? И батя всыпет!
— А где твой папка?
— На хронте! — важно ответил Артемка. Подошел председатель колхоза Маковский и положил руку на ребрину воза рядом с рукой Розалии Семеновны. Она отдернула руку, но Маковский улыбнулся и накрыл тонкие длинные пальцы своей объемистой ладонью, спрятав от посторонних глаз срезанный наполовину уродливый палец Розалии Семеновны. Мизинца она лишилась уже здесь, в Метелице: прошлой осенью шинковала капусту и ненароком напоролась на косой нож шинковки. С тех пор й стыдилась своего мизинца. Вообще чудная Розалия Семеновна, не похожа на деревенских баб. Приехала в Метелицу: ногти накрашены, косы обрезаны, юбка в обтяжку— сразу не понравилась сельчанам. «Фуфыра городская»,— прозвали ее поначалу и воротили носы в знак неуважения. Розалия Семеновна была тихая, застенчивая,
глядела на всех большими черными глазами и на откровенную неприязнь метелицких баб отвечала кроткой улыбкой. Вскоре ее прозвали «блаженной» и стали относиться мягче, а когда узнали, что она сирота, и вовсе оттаяли бабьи сердца. Первая с ней подружилась Любка Павленко, дети гужом ходили за своей Розалией Семеновной, и сельчане незаметно для себя полюбили молодую учительницу, хотя она и не думала подделываться под деревенские вкусы — ходила все в той же юбке в обтяжку и красила ногти. Бабы метелицкие полюбили! О мужиках и говорить не приходится, даже у самого председателя Маковского от нее, как говорил дед Антип, «голова ходуном». Воз Тимофея обступили мужики. Все шли пешком, ехали только дети, больная Розалия Семеновна да одноногий учитель. Мужики хмурые, озабоченные.
— Куда ж мы теперича? —спросил Захар Довбня, глядя мимо дядьки Тимофея. Он всегда глядел мимо дядьки, показывая свой гонор перед ним.
— Пока что — к Добрушу, а там — на восток. Под До-брушем они засядут,—рассуждал дядька Тимофей.—Как ты считаешь, Григорий Иванович?
— Должны забуксовать.— Маковский покрутил свой пепельный ус.— Только б успеть...
— Што — успеть? — спросил дядька Лазарь.
— Не свернул бы на Метелицу,— продолжал Маковский.
— Што, немец — дурак? Через лес не сунется,— затараторил Лазарь тонким, бабьим голосом.— Пока в Липовке осядет, а там по главному шляху и попреть. Надо ему наша Метелица. Пока туды-сюды — мы до Добруша докатим, а там он забуксует.
— Не балабонь! — оборвал Лазаря Захар.
— А я што? Я так...— Дядька Лазарь виновато умолк. Председатель Маковский склонился к возу, голова его в сером картузе замаячила перед глазами Артемки. Одет Маковский необычно: в старых галифе и сапогах, в летнике, перетянутом сверху широким кожаным ремнем с дырочками в два ряда; на ремне диковинная сумка, внутри которой, насколько знает Артемка, наган, всамделишный, весь из железа. Вот и сейчас из сумки виднелась круглая рукоятка с блестящим колечком посередине. Вот бы поглядеть этот наган! Но попросить председателя, чтобы показал, у Артемки духу не хватало.
- Ты здесь, Тимофей Антипович, за старшого остаешься,— проговорил Маковский тихо.— Я с ополченцами сверну...
Он долго и внимательно поглядел на дядьку Тимофея, тот молча кивнул и похлопал вожжами по конской спине.
— Григорий Иванович, а как же я? — заволновалась учительница и повернулась к нему.
— Все будет хорошо, Розалия Семеновна. Пока что с Тимофеем Антиповичем...— Он склонился еще ниже и проговорил совсем тихо: — Ты не беспокойся, выздоравливай. Выздоравливай, голубушка!
Розалия Семеновна покраснела еще больше и опустила ресницы.
Подкатил дядька Лазарь, как гусак, вытянув длинную шею.
— Куды? Што? Григорий Иванович, а мы как же? Вместях надо, вместях зручней. Негоже...
— Лазарь!— прикрикнул дядька Тимофей.
— А как же, Антипович? Вместях надо. Вместях...
Артемке надоело коситься на наган — все равно председатель не покажет. Стал глядеть на приближающийся лес, куда они с дедом Антипом и Максимкой ходили по ягоды в начале лета. Красные ягоды, вкусные, на полянке растут. Может, и сейчас возы остановятся? Артемка хоть жменьку да успеет насобирать.
Немного погодя возы начали въезжать в лес и скрываться в нем, как в темном коридоре. Был воз — нырнул в чащу — и нет его, только слышался скрип не смазанных впопыхах колес.
Едва тень первой сосны прикрыла Артемку, только он хотел спросить у матери насчет ягод, как с хвоста в голову обоза прокатился гул людских голосов. Над Метелицей и на выходе из деревни темной полосой поднялась пыль. Послышалось отдаленное тарахтение и несколько рыкающих выстрелов: д-ррр, Д-ррр!
— Мациклетчики! — взвизгнул дядька Лазарь.
— Немцы! — поддержал его бабий голос. И понеслось:
— Господи, когда успели?
— Что ж то будиить?!
— Ой, горечко-о-о!
Запричитали бабы, заголосили что есть мочи. Кто-то кинулся за куст, потом обратно к возу, кто-то свернул в лес, кто-то кричал «но-о-о!», кто-то «тррр!». Мужики зашикали на баб —не время причитать.
Анютка тут же раскрыла рот:
— А-а-а!..
— Цыц! — прикрикнул Артемка по-мужски, но сам поглубже втиснулся между оклунками.
Подбежал Маковский.
— Чего я и боялся,— заговорил он торопливо.— Быстрый, гад! Как снег на голову... Что же, не успели, Тимофей Антипович, придется поворачивать. Ах, черт! — Он скрипнул зубами.
— Я — с вами.— Дядька Тимофей соскочил с воза, оступился и чуть было не упал.
— Нет, Тимофей Антипович,— сказал Маковский.— Не успеешь за нами. И потом... в деревне ты нужней. Я скоро дам знать.
Он взял дядьку Тимофея за плечо, потряс, потом быстро склонился над Розалией Семеновной, чмокнул ее в губы, потом отскочил метра на два, взмахнул рукой, закричал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177