— Собирайтесь, нам некогда,— поторопил Малинин. И только тогда Тимофей пришел в себя.
— Но это какое-то недоразумение!—заговорил он поспешно и растерянно.— Кому вздумалось? На каком основании? Ничего не понимаю!
— Вам все объяснят. Собирайтесь.
— Да что — собираться?
— Ну, хоть оденьтесь потеплее,— сказал Малинин, указывая глазами на Тимофееву летнюю рубашку с короткими рукавами.
— Ну да, конечно. Только домой забегу... Елена Павловна, вы с учебниками разберитесь сами и объявите детям, чтобы тридцатого собрались. Я скоро вернусь, это какое-то недоразумение.—Он хотел было идти пешком, но. Малинин пригласил в машину.
Подъезжая к дому, он увидел Захара. Тот стоял у своего сруба в нательной рубашке с закатанными по локоть рукавами и играл топором, который в его могучих руках казался игрушечным. На мгновение их взгляды встретились, и Захар улыбнулся одним краем губ. Эта улыбка и то, что Захар видел его в положении арестованного, разозлили Тимофея. Он торопливо выбрался из машины и зашагал к дому. Следом двинулись Малинин с помощником.
— Что за глупости! — рассердился Тимофей.— Вы мне не доверяете?
— Вы — арестованный,— сказал Малинин бесстрастно, не считая нужным входить в подробные объяснения.
В хате никого не было. Тимофей переоделся, обвел глазами горницу и вышел во двор.
— Ну, пошли,— сказал Малинин деловито и направился к калитке. Видно было, что этот человек привык выполнять дело четко и спокойно, вполне осознавая всю ответственность своей работы, своих поступков и, как показалось Тимофею, преувеличивая их значимость.
Малинин сел впереди, рядом с водителем, за ними — его помощник с Тимофеем, и машина тронулась.
Захар стоял у сруба и провожал их хмурым взглядом.
Полуденное солнце светило прямо в лицо. Под разогретым брезентом было жарко. Тимофей старался втиснуться в угол, спрятаться в тени, но тогда протез его поднимался, упираясь в спинку переднего сиденья черной от
пыли и размочаленной по краям «ступнёй». И он, стыдясь такого положения, вынужден был сидеть на краешке и щуриться от яркого солнца.
Машину болтало по песчаному шляху, бросало по сторонам. Каждый толчок отдавался в ноге болью, натертая вчера культя горела, как исхлестанная крапивой.
Проезжая по Метелице, Тимофей вдруг увидел, какой она стала нарядной и веселой от белых срубов, пахнущих сосной, от разбросанной вокруг свежей щепы. Раньше это как-то не замечалось, а теперь то ли от быстрого передвижения в машине, то ли от яркого солнца широкое строительство в деревне пестрило в глазах, останавливало внимание. Многие обгорелые снаружи вербы дали новые ростки, рядом со старыми поднимались молодые деревца. Когда и кто их успел посадить?
Метелица как будто радовалась своей нарядности, своей новой жизни.
Тимофей удивился своим мыслям —об этом ли ему, арестованному, сейчас думать!
Въехали в лес, солнце перестало слепить глаза, натертая культя немного приутихла — боль притупилась. Перед Тимофеем встал вопрос: за что арестовали? Может, его работа во время оккупации тому причиной? Тогда Тимофею бояться нечего — он работал на партизан. Но зачем этот арест, могли бы вызвать и выяснить все, что их интересует.
На вопрос о причине ареста Малинин сказал, что объяснят иа месте, а когда Тимофей стал настаивать, требовать ответа, ему вообще запретили говорить. Эта искусственно создаваемая таинственность и обращение не «товарищ», а «гражданин» и «арестованный» злили его.
Проехали Сосновский кирпичный завод, где недавно поселились Левенков с Натальей, и через полчаса тряски по лесному шляху вкатили в Ново-Белицу. А еще через полчаса прибыли на место.
Тимофей был уверен, что наконец объяснят причину ареста, но его провели по темному коридору и заперли в пустой комнате.
«Да это ж камера!» — подумал он, оглядевшись, и взорвался:
— Откройте! Что вы там, оглохли? Какого черта эта комедия!
Щелкнула задвижка в дверном окошке, и показалось лицо сержанта, провожавшего Тимофея в камеру»
— Чего вы расшумелись? — спросил сержант.
—- Я не понимаю, почему меня здесь закрыли! Отведите меня к начальнику!
— Куда вам торопиться? Вызовут...
— Но мне должны, в конце концов, объяснить, что все это значит!
— Объяснят...
— Послушайте, товарищ, произошло какое-то недоразумение,— заговорил Тимофей торопливо, видя, что сержант собирается закрыть окошко.— Кто у вас тут старший? Мне надо поговорить... У меня нету времени сидеть сложа руки. Я требую, чтобы мне объяснили наконец1 Я ни в чем не виноват!
Пожилой сержант улыбнулся Тимофею, как малому непонятливому ребенку:
— Времени у вас предостаточно, гражданин. А невинные у нас не сидят.— И добавил наставительно: — Шуметь не советую.
Тимофей понял, что требовать чего-то от сержанта бессмысленно, собрал все свое терпение и уселся на табуретку в углу камеры.
Вызвали Тимофея часа через два.
В кабинете следователя сбоку письменного стола сидел капитан Малинин, в форме, отчего казался подтянутым и еще более строгим, чем при первой встрече. Он указал Тимофею на стул перед столом, почти посередине комнаты, и, глядя в бумаги, начал задавать вопросы ровным, звучным голосом:
— Лапицкий? Тимофей Антипович? Заведующий Ме-телицкой начальной школой? Год рождения — тысяча девятьсот десятый?
— Но вы же знаете!
Капитан так же спокойно и бесстрастно попросил отвечать только иа его вопросы. И Тимофею стало ясно, что для этого капитана учителя Лапицкого не существует, а только — подследственный гражданин Лапицкий.
— Вас будет допрашивать майор Брунов,— сказал под конец капитан и уставился в окно отсутствующим взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177