ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Подрастал малый Антип-ка, мужал и креп Антип-хозяии, ставил на ноги детей своих, набирался морщин на лице, а дуб оставался прежним, будто время не имело власти над ним. Только за последние пять-шесть лет омертвела толстая кора с одного боку, отвалилась, оголив белую, как лысина старика, древесину. Это пятно да один усохший сук в зеленой кроне напоминали о древности дуба, о его дряхлости.
Дуб не имел особенного названия, как другие приметные деревья в лесу, например: Горбатая сосна, Кривая береза, его называли просто Дуб. И если кто из сельчан хотел объяснить другому какое-то место в, лесу, то говорил: «За Дубом шагов триста, на полянке», и каждый понимал, за каким дубом, на какой полянке.
...А теперь он лежит неподвижно и никогда больше не встанет над лесом, не зашумит своим властным шепотом, не закачается на ветру. Прошлогодний буран подкосил его, с разбойничьим посвистом бросил на соседние деревья и улетел своей дорогой.
В полуверсте слева от дуба начиналась лощина, поросшая лозняком, который испокон веков рубили сельчане на плетни, на корзины и другие нужды. Туда и отправил Ан-тип Никанорович Артемку с Максимкой, забрав предварительно топор из тачки, чтобы с хлопцами не случилось какой беды, а сам уселся на пенек передохнуть и задумался, глядя на вывороченное с корнем могучее дерево.
Дуб полулежал на молодых деревьях, не касаясь земли. Падая, он сломал вершины близлежащего ясеня и уже окрепшего двадцати-, тридцатилетнего дубка, третью вершину не зацепил, четвертая проскочила мимо острых сучьев; размашистая крона, как шапкой, покрыла десятка полтора тонкоствольных деревьев, ломая ветки и вплетаясь в них, как пятерня в густую шевелюру. Так и повис дуб на чужих ветвях.
Летнее солнце просвечивало листву, и Антип Никанорович отчетливо видел, как омертвелые за зиму, сухие ветки дуба сплелись с зелеными кронами молодняка. Сплелись намертво, не распутать, единственный выход — рубить и мертвое, и живое, чтобы дать возможность расти придавленным деревьям. Антип Никанорович вгляделся в спутанный клубок ветвей и вдруг заметил несколько зеленеющих отростков дуба. Значит, он еще не умер? Одним боком, редкими бледными листками, но продолжал жить благодаря неожиданной опоре. Половина корней дуба вырвалась наружу и торчала лохматой звериной лапой, другая половина оставалась в земле, тянула живительные соки.
Так и лежал дуб тяжелым грузом на чужих плечах, и жить не жил, и умирать не торопился. «Ишь ты, шельма, надумал чего! Спилить, негоже такое дело. Надобно мужикам сказать али же Якову. Тут одному не управиться»,— подумал Антип Никанорович сердито,
Но спустя минуту его охватила непонятная тоска. То ли дуба, старого знакомца, жалко стало, то ли о себе думка шевельнулась, только в груди сдавило, и стала чувствительна ломота в костях. Он поерзал на пеньке и поднялся.
— Спилить! — сказал вслух и, минуя дуб, широко зашагал к лощине.
Внуков Антип Никанорович нашел на полянке, не доходя лозняка. Хлопцы лазили на четвереньках по редкой низкорослой траве и собирали ягоды.
— Эй, мужики, а тачка где? — спросил Антип Никанорович.
Хлопцы нехотя оторвались от своего занятия и подошли к деду. Губы, щеки и подбородки их были в красных, как у клоунов, пятнах от земляничного сока. Видать, им еще хотелось полакомиться спелой ягодой, но хлопцы понимали, что пришли сюда не за этим. Работа для них стала не игрой, а делом. Это и радовало Антипа Никаноро-вича, и огорчало. Слишком рано, не по годам взрослели дети, слишком рано узнавали всесильное слово «надо».
— Там, под кустом,— указал Артемка в сторону лозняка, мазнул по губам тыльной стороной ладони и, потоптавшись на месте, добавил: — Пошли али как?
Максимка поправил на плече единственную шлейку штанов, шмыгнул носом, крутнул рыжей головой и спросил деловито:
— А нам даси топора?
— Хм, топора... — Антип Никанорович почесал затылок.— Ну вот што, хлопцы. Пока я там наготовлю лозы, вы можете поягодиться.
Хлопцы радостно закивали и, опасаясь, что дед передумает, кинулись на полянку.
— Да про Анютку не забудьте! — крикнул он им вдогонку.
Полдня рубил Антип Никанорович лозу и все время думал о лежащем на молодняке дубе. «Видать, старею, мозги притомились — шевелятся туго»,— рассуждал он, машинально работая топором. Последнее время стал он замечать за собой чудное: врежется какая-то одна думка и не выходит из головы целый день.
Вот так одно время думал о Максимке. Одинаковые они с Артемкой, даже Максимка заслуживает большей жалости за свое сиротство и болезненность, а вот поди ж ты, не родной внук — и чувства к нему другие. Разумом Антип Никанорович понимал: не виноват хлопец за свою мать непутевую, за батьку, сгинувшего где-то не по-людски, но сердцем не теплел, Что за сила непонятная — родство, почему она выше рассудка?
Чуть ли не год понадобился ему, чтобы привыкнуть к Максимке, поставить вровень с Артемкой и Анюткой. Да и вровень ли? Хоть и принял в свою семью чужого ребенка, кормит его и будет кормить, пока силы имеются, но необъяснимо для себя отделял родных внуков от Максимки. Не хотел отделять, но был бессилен перед этим могучим чувством родства.
Хлопцы набили оскомину земляникой и вернулись, У
каждого в руках было по две длинные, как бусы, низанки ягод. Отложив в сторону свой гостинец для Анютки, они принялись переносить к тачке заготовленную лозу.
Работали далеко за полдень, пока Артемка не сказал по-взрослому деловито:
— Мо, хватит? Тачку с верхом наворочали.
И опять, уже возвращаясь в деревню, Антип Никано-рович остановился у дуба передохнуть. И опять полезли к нему думки одна другой заковыристее, щемя стариковское сердце, навевая тоску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Дуб не имел особенного названия, как другие приметные деревья в лесу, например: Горбатая сосна, Кривая береза, его называли просто Дуб. И если кто из сельчан хотел объяснить другому какое-то место в, лесу, то говорил: «За Дубом шагов триста, на полянке», и каждый понимал, за каким дубом, на какой полянке.
...А теперь он лежит неподвижно и никогда больше не встанет над лесом, не зашумит своим властным шепотом, не закачается на ветру. Прошлогодний буран подкосил его, с разбойничьим посвистом бросил на соседние деревья и улетел своей дорогой.
В полуверсте слева от дуба начиналась лощина, поросшая лозняком, который испокон веков рубили сельчане на плетни, на корзины и другие нужды. Туда и отправил Ан-тип Никанорович Артемку с Максимкой, забрав предварительно топор из тачки, чтобы с хлопцами не случилось какой беды, а сам уселся на пенек передохнуть и задумался, глядя на вывороченное с корнем могучее дерево.
Дуб полулежал на молодых деревьях, не касаясь земли. Падая, он сломал вершины близлежащего ясеня и уже окрепшего двадцати-, тридцатилетнего дубка, третью вершину не зацепил, четвертая проскочила мимо острых сучьев; размашистая крона, как шапкой, покрыла десятка полтора тонкоствольных деревьев, ломая ветки и вплетаясь в них, как пятерня в густую шевелюру. Так и повис дуб на чужих ветвях.
Летнее солнце просвечивало листву, и Антип Никанорович отчетливо видел, как омертвелые за зиму, сухие ветки дуба сплелись с зелеными кронами молодняка. Сплелись намертво, не распутать, единственный выход — рубить и мертвое, и живое, чтобы дать возможность расти придавленным деревьям. Антип Никанорович вгляделся в спутанный клубок ветвей и вдруг заметил несколько зеленеющих отростков дуба. Значит, он еще не умер? Одним боком, редкими бледными листками, но продолжал жить благодаря неожиданной опоре. Половина корней дуба вырвалась наружу и торчала лохматой звериной лапой, другая половина оставалась в земле, тянула живительные соки.
Так и лежал дуб тяжелым грузом на чужих плечах, и жить не жил, и умирать не торопился. «Ишь ты, шельма, надумал чего! Спилить, негоже такое дело. Надобно мужикам сказать али же Якову. Тут одному не управиться»,— подумал Антип Никанорович сердито,
Но спустя минуту его охватила непонятная тоска. То ли дуба, старого знакомца, жалко стало, то ли о себе думка шевельнулась, только в груди сдавило, и стала чувствительна ломота в костях. Он поерзал на пеньке и поднялся.
— Спилить! — сказал вслух и, минуя дуб, широко зашагал к лощине.
Внуков Антип Никанорович нашел на полянке, не доходя лозняка. Хлопцы лазили на четвереньках по редкой низкорослой траве и собирали ягоды.
— Эй, мужики, а тачка где? — спросил Антип Никанорович.
Хлопцы нехотя оторвались от своего занятия и подошли к деду. Губы, щеки и подбородки их были в красных, как у клоунов, пятнах от земляничного сока. Видать, им еще хотелось полакомиться спелой ягодой, но хлопцы понимали, что пришли сюда не за этим. Работа для них стала не игрой, а делом. Это и радовало Антипа Никаноро-вича, и огорчало. Слишком рано, не по годам взрослели дети, слишком рано узнавали всесильное слово «надо».
— Там, под кустом,— указал Артемка в сторону лозняка, мазнул по губам тыльной стороной ладони и, потоптавшись на месте, добавил: — Пошли али как?
Максимка поправил на плече единственную шлейку штанов, шмыгнул носом, крутнул рыжей головой и спросил деловито:
— А нам даси топора?
— Хм, топора... — Антип Никанорович почесал затылок.— Ну вот што, хлопцы. Пока я там наготовлю лозы, вы можете поягодиться.
Хлопцы радостно закивали и, опасаясь, что дед передумает, кинулись на полянку.
— Да про Анютку не забудьте! — крикнул он им вдогонку.
Полдня рубил Антип Никанорович лозу и все время думал о лежащем на молодняке дубе. «Видать, старею, мозги притомились — шевелятся туго»,— рассуждал он, машинально работая топором. Последнее время стал он замечать за собой чудное: врежется какая-то одна думка и не выходит из головы целый день.
Вот так одно время думал о Максимке. Одинаковые они с Артемкой, даже Максимка заслуживает большей жалости за свое сиротство и болезненность, а вот поди ж ты, не родной внук — и чувства к нему другие. Разумом Антип Никанорович понимал: не виноват хлопец за свою мать непутевую, за батьку, сгинувшего где-то не по-людски, но сердцем не теплел, Что за сила непонятная — родство, почему она выше рассудка?
Чуть ли не год понадобился ему, чтобы привыкнуть к Максимке, поставить вровень с Артемкой и Анюткой. Да и вровень ли? Хоть и принял в свою семью чужого ребенка, кормит его и будет кормить, пока силы имеются, но необъяснимо для себя отделял родных внуков от Максимки. Не хотел отделять, но был бессилен перед этим могучим чувством родства.
Хлопцы набили оскомину земляникой и вернулись, У
каждого в руках было по две длинные, как бусы, низанки ягод. Отложив в сторону свой гостинец для Анютки, они принялись переносить к тачке заготовленную лозу.
Работали далеко за полдень, пока Артемка не сказал по-взрослому деловито:
— Мо, хватит? Тачку с верхом наворочали.
И опять, уже возвращаясь в деревню, Антип Никано-рович остановился у дуба передохнуть. И опять полезли к нему думки одна другой заковыристее, щемя стариковское сердце, навевая тоску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177