— Да, герр капитан.
— Ко-ро-шо...— Штубе улыбнулся и опять заговорил по-немецки.
— В таком случае,—доносился голос переводчика из угла,— соберите детей и продолжайте работать. Это все, что от вас требуется. И чтобы без детских выходок. Я вижу, вы с детьми начинаете впадать в детство.
— Я не могу работать.
— Почему?
— Родители забрали своих детей и не вернут их в детдом. Они мне не доверяют.
— Родители?.. Дети — сироты.
— Там были и метелицкие. А сироты разбежались. Штубе переглянулся с лейтенантом, и оба улыбнулись.
— Пусть это вас не беспокоит,— сказал комендант через переводчика;—Мы найдем для вас детей. За беспризорными нужен уход, не правда ли?
Тимофей промолчал.
— Значит, корошо?
— Работать я не могу, герр капитан, Я — учитель по призванию, и вы должны меня понять.
— Нет! — Штубе покачал головой и, скрипнув стулом, взял дымящуюся сигару из массивной серебряной пепельницы с торчащим посередине приспособлением для спичек, не спеша затянулся.
— После того, что вы сделали с детьми, я не могу,— сказал Тимофей.
Штубе удивленно поднял брови, отчего на высоком лбу его изломались три продольные морщины, и кивнул переводчику.
— А что мы сделали? — спросил переводчик.
— Вам это лучше знать,— ответил Тимофей, глядя Штубе в глаза.
Комендант медленно пожевал своими широкими румяными губами, встал из-за стола и, прохаживаясь по кабинету, заговорил наставительно, с расстановкой.
— Надеюсь, вас в некоторой мере коснулась цивилизация,— подхватывал па лету слова коменданта переводчик.— Так вот, цивилизация —это наука, много наук, и важное место среди них занимает медицина. Вы это понимаете? Детей мы использовали в высших целях научной медицины. Прогресс требует жертв, хотим мы того или нет. Парадоксально, но это так! Мы несем миру цивилизацию, и вы должны благодарить нас, способствовать этому нелегкому делу. Повторяю, детей мы использовали в чисто научных целях. Они будут жить и гордиться впоследствии, что помогли науке. Ничего страшного не произошло — простой медицинский эксперимент, какие проводят в любой клини-
ке. Лучшие умы человечества работают сейчас на Герма-нию, и кто нам мешает, того постигает справедливая кара. Мы не можем убедить всех в своей вере, но работать заставим. Ваш отказ от работы —вредительство. Вы догадываетесь о последствиях?
Тимофей слушал напыщенную болтовню Штубе и еле сдерживался, чтобы не сказать: «Герр капитан, скажите лучше, что ваши госпитали завалены ранеными. Кровь вам нужна позарез!» . — Отвечайте, учитель, вы знаете, что будет с вами?
— Да, знаю.
— Что?
— Вы меня расстреляете.
Штубе подошел к столу, стряхнул пепел с сигары,рас-тер его по дну пепельницы и сухо улыбнулся. Тимофей понял, что этот человек способен на все. С такой же хладнокровной улыбкой он отдаст приказ убить человека, десять, сто человек, сжечь деревню или поселок.
— Ошибаетесь, учитель. Расстрел, я вижу, вы не боитесь. Мы расстреляем ваш семья, а вас повесим.
Штубе взглянул на Тимофея, и тот мгновенно сообразил, скорее почувствовал, что Ни в коем случае нельзя показывать своего страха за семью.
— Слышите, повесим с этим... с сожалением. Я не хочу жестокости. Я караю по необходимости. Ну, вы соглашаетесь работать с нами? И забудем этот некороший разговор.
— Нет,— выдохнул Тимофей.
Штубе достал новую сигару, ножницами аккуратно отрезал кончик и сказал:
— Вы глупый, учитель.
Они встретились взглядами, и глаза Штубе вздрогнули. Тимофей заметил, что комендант понял наконец бесполезность этого разговора, что хромой учитель, стоящий напротив, с первых слов знал его ложную игру. Штубе повернулся к лейтенанту.
—Вам не надоело с ним возиться? — спросил лейтенант, едва шевеля губами.
— Что поделаешь...
— Разрешите мне.
— Вы же знаете мой метод, Курт!
— Ах, эти методы] Для них один метод — петля!
— Потом, не при мне...
Штубе повернулся к переводчику и сказал несколько слов.
— Герр капитан ждет от вас ответа через три дня,— сообщил переводчик.
Подошел тощий лейтенант и указал Тимофею на дверь. В прихожей он кивнул солдату, тот сжал волосатой лапой плечо Тимофея и повел по коридору к лестнице, ведущей в подвал.
Привезли Тимофея в детдом чуть живого. Детей уже забрали метелицкие бабы, только Прося с Анюткой стояли в опустевшем дворе. Два дня он не мог встать с постели, а на третий с трудом перебрался в деревню, в свою хату с заколоченными ставнями, но еще долго харкал кровью и отлеживался на деревянной кровати, пока срасталась переломанная ключица. Штубе его не трогал больше, и Тимофей считал, что легко отделался. Начали поговаривать об открытии нового детдома в соседней деревне Криучи. Это, видать, и спасло его от немецкой расправы.
В конце августа в Метелицу приехал бывший инспектор облоно Чесноков. Тимофей к этому времени выздоровел и вместе с Просей вел домашнее хозяйство, с грехом пополам перебиваясь с хлеба на воду. Ксюша отдала ему телушку от Зорьки и полдесятка цыплят на развод. С общего согласия, а главное, по разрешению старосты, урожай с детдомовского участка отдали учителю, потому что Тимофею, бывшему весной директором, земельного участка не выделили.
Когда Чесноков вошел во двор, Тимофей мастерил ступеньку крыльца, прогнившую за последнюю зиму и треснувшую вчера под его крепким ясеневым протезом. Он удивился появлению инспектора, даже растерялся в первую минуту.
—Бог в помощь! — сказал весело Чесноков.— Трудитесь?
— Илья Казимирович? — спохватился Тимофей.— Как
снег на голову! Какими судьбами?
Чесноков подошел и, радушно улыбаясь, долго тряс руку Тимофея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177