Или, может быть, другой человек?.. Однако нет же: ошибиться тут было немыслимо.
— Достойный! Вы, наверное, шутите? — наконец нашел в себе силы сказать Восэ.
— Шучу, говоришь? — Сайд Асрор рассвирепел.-- Да кто ты такой, чтобы я стал с тобой шутить?
— Бог милостивый!—удивился Восэ. — Почтенный, вы намеренно отказываетесь или вы позабыли? «Деньги положи в нишу, я их не коснусь, так как по моему духовному положению нечисты для меня всякие деньги...» «Твои деньги,--- Сказали вы,— я со своим человеком отправлю матери водоноса...» Вы еще спросили у меня: «Отправляясь в путь, взял ли ты разрешительную молитву у великих святых, дал ли обет пожертвовать что-либо гробнице святого Бальджуана?» Неужели вы и эти ваш слова забыли?
— Ты только одно сказал правдиво: я действительно раб божий, отрекшийся от мира, а потому и взгляда не кину на дела мирские, на тлен чьего-либо имущества... Но если, предположим, и другие твои слова правдивы, то есть ты видел меня в Гиссаре и положил деньги в ту нишу, то это значит — они там и остались. Я ни тебя не знаю, ни о деньгах твоих ничего не ведаю. Иди теперь, раб божий, не причиняй мне головную боль!
«Отказался! Отказался! О бог всемогущий, прости нас!» Пораженный таким открытым мошенничеством, Восэ, покачиваясь на обратном пути в седле и предавшись горьким раздумьям, припоминал то, что в разное время рассказывали ему односельчане об этом Сайде Асроре, чему он, Восэ, до сих пор никак не хотел верить. А ведь вот, еще до того как вручил ему деньги, Восэ не раз слышал историю девочки из селения Мираншохи, которую этот отшельник, будто отрекшийся от мирских дел, от всего земного, взял себе в жены. Да, да, то было два года тому- назад. Люди удивлялись, как это бабушка сироты, тринадцатилетней Сурьмы, согласилась выдать внучку за дряхлого старца. А бабка тогда так объясняла всем причину своего согласия — дескать, по ночам, когда спала с внучкой в маленькой мазанке, стала она просыпаться от странного голоса,. доносившегося с крыши или из-за ^двери. «Э, Хадича! — называя старуху по имени, говорил тот голос.— Я дух твоего мужа, Фаиза, послушай мои слова. Ключ счастья твоего и моей внучки Сурьмы бог передал в руки достопочтенного Сайда Асрора, шейха гробницы святого Бальджуана. Отдай Сурьму в гарем благословенного шейха, получи молитву его. От молитвы и дуновения дыхания достопочтеннейшего смотрителя мазара твои просьбы исполнятся, счастье внучки моей раскроется, как цветок». «Я слышала этот голос несколько ночей, поверила и внучку свою отвела в дом шейха — вручила ее двумя руками учтивости почтеннейшему. Шейх помолился за меня, обрадовавшись, с именем бога на устах дал мне денег и много еды...»
Впоследствии некоторые остряки смеялись над верящей в предрассудки старухой. «Эй ты, длинноволосая с коротким умом!—говорили ей.— Владельцем голоса, который ты слышала, думаешь, кто был? Да сам же Сайд Асрор!»
Правду ли говорила старуха или врала — Восэ не знал. Но знал, что Сурьма стала женою Сайда Асрора, да и поныне находится у него в гареме. С того времени многие отвернулись от шейха, невзлюбили его. Поэтому и Восэ не любил его. И все же, по деревенской своей простоте, не представлял, что шейх может оказаться способным и на такую подлость, как присвоение чужих денег.
Теперь я не, слушая поскрипывание подков коня по каменным глыбам, среди которых проходила горная тропинка, он вспоминал последние минуты нынешней встречи с шейхом. Выслушав лукавые объяснения Сайда Асрора, Восэ, все еще сдерживая закипевшее в груди негодование, сказал ему:
— Отрекайтесь от чего угодно, но не от того, от чего отреклись сейчас. Побойтесь бога! Присвоить принадлежащее по праву одинокой немощной старухе, оплакивающей родного сына... Да есть ли грех тяжелее этого!
Но эти слова пробудили в шейхе не совесть, а ярость, он кликнул своих слуг — тех самых прислужников, которые в Гиссаре ограбили Восэ, выхватив у него заработанные им деньги,'— да, именно эти, бандитского вида, волосатые ободранцы оказались слугами смотрителя мазара святого Бальджуана. И двое из них с побоями выгнали из притвора молельни едва не потерявшего сознания Восэ.
— Нет у дьявола в мире другого дела, кроме обмана глупцов! —в сердцах воскликнул Восэ, завершая круг досадливых мыслей на повороте тропы, за которым, увидев вдали Бальджуан, конь тихонько заржал, словно советуя своему седоку забыть скверну, приближаясь к расположенному вдали от мазара городу Бальджуану.— Не видел я ни капельки истины в груди шейха! — вспомнил Восэ поговорку.
...Расстроенный и огорченный, привязав коня в конюшне своего знакомого, местного маслодела, Восэ тот день провел на улицах Бальджуана, не зная, кому поведать свое горе, как добиться справедливости: пойти с жалобой к правителю Бальджуана, или, не надеясь на него, опять устремиться в путь, дойти до самого эмира... Да и как может оставаться смотрителем гробницы святого такой лицемер, негодяй, вор? Неужели нет власти, чтобы поставить на его место человека честного, чистого сердцем и помыслами?
Бальджуап не похож на низинные горбда Средней Азии— такие, скажем, как Бухара, где ровная линия горизонта описывает полный круг в необозримых пространствах степей и пустынь. Не похож он и на сжатые монолитными скалами города высокогорья, подобные Гарму — столице Каратегина, Кала-и-Хумбу, столице Дарваза, или Хорогу — в те времена маленькому селению, центру Горного Бадахшана, а ныне красивейшему городу на Памире... Громокипящие, пенящиеся реки, стучащие валунами, перекатываемыми по дну, врезающиеся в облака острые горные пики, глядящие с высоты на врезанный глубоко в тесное ущелье городок, щедро именуемый городом, центром, даже столицею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146