..
Что ж! Коня Восэ не продал. А нетеля и быка погнал на ховалингский базар. За быка дали двести тридцать, за нетеля — сто сорок монет. Из трехсот семидесяти вырученных монет тридцать пришлось внести как налог за право продажи, двадцать уплатить как базарный сбор и пять отдал посреднику, нашедшему покупателей. Так уж полагается, никуда от этого не уйдешь.
Старшиной и сборщиком налога на базаре был Абдукарим — младший брат ховалингского амлякдара Абдукаюма. Братья вместе с еще одним богачом из Бальджуана откупили за сто тысяч тонет у письмоводителя бальджу- анского бека право на взимание в Ховалинге в течение целого года всех базарных сборов... Сумма налога с каждой головы проданного скота, когда-то — по шариату — установленная властью эмира, давно была позабыта, и теперь трое откупщиков взимали с людей столько; сколько им вздумается...
Оставшиеся на руках триста пятнадцать монет Восэ уплатил амлякдару в погашение своего «долга», и за ним осталось еще восемьдесят пять. Полсотни монет, взятых с Восэ на базаре и попавших в руки к тому же управителю и его брату, в счет конечно же не входили.
Получив в руки наличные деньги, амлякдар Абдукаюм вроде как бы обмяк сердцем:
—- Ладно, Восэ, ничего!.. Восемьдесят пять оставшихся за тобой монет, так и быть, внесешь не сейчас подожду до осени!
Казалось бы: смирись, будь довольным, что не вышло хуже! То ли еще бывает с непокорными в благословенном богом Бухарском ханстве! Хоть и с трудом, с неприятностями, но ведь все же на какой-то срок — до следующего сбора налогов — ты, Восэ, высвободил свой воротник из когтей амлякдара!..
Удрученный, духовно расслабленный, подобный пленнику, прошедшему под кнутом длинный и трудный путь, Восэ не имел сил приняться за самые неотложные дела. Стоило ему взглянуть на свою замершую, словно лишенную жизни, маслобойку, на новую, но уже покрывшуюся слоем пыли ступу, как сердце его разрывалось от боли. Узнав, что маслобойка Восэ не работает, односельчане больше не приносили ему семян хлопчатника, кунжута и льна, не заговаривали о том, что надо бы сбить масло.
Улица возле его дома казалась Восэ омертвелой; выйдя за ворога, он, точно не замечая никого, тотчас возвращался во двор и часами, молча, обняв колени, сидел на помосте под платаном или скрывался в полном одиночестве за дверью своей тихой, бездействующей маслобойни.
Заботы о воде, о заготовке дров, даже уход за лошадью, не касались теперь Восэ,—все делали за него молчаливые, безропотные жена и дочь.
Так прошла неделя. В начале второй недели Восэ наконец надумал, что маслобойку, как бы то ни было, необходимо все-таки пустить в ход, а для этого нужно подыскать какого-нибудь быка.
Перебрав всех родных и знакомых, Восэ нашел только одну возможность: отправиться в селение Камоли, где живут его сестра Фатима и зять Сангали. Зять — зажиточный крестьянин, у него два вола, и время сейчас не пахотное, волам Сангали работы нет; Сангали не должен бы отказать, тем более что все голодные годы Восэ безвозмездно снабжал семью Сангали маслом, да и вообще всегда оказывал добрую помощь.
Уверенный, что выход найден, Восэ сразу сбросил с себя вялость, умылся родниковой водой и, едва дождавшись утренних лучей солнца, двинулся в путь пешком.
Поднимаясь узким ущельем к селению Камоли, Восэ встретился на тропинке с Сангали — тот гнал к селению тяжело нагруженного дровами осла. Дружески поздоровались, вместе вошли в селение. На улице, у самого дома, увидел Фатиму, окруженную спорящими, в чем-то оправдывающимися мальчишками и девчонками. Фатима, возбужденная и крикливая, допытывалась: кто из них украл шарики скатанного ею кисломолочного сыра, которые она положила сушиться на крышу своего дома? Когда Восэ с Сангали приблизились к группе спорящих, один из мальчишек указал Сангали на другого — маленького смирены- ша сироту: «Он — вор!» Тот попытался оправдываться, но Сангали, не разбираясь в деле, вдруг разъярившись, грубо схватил мальчонку и нанес ему несколько сильных оплеух, затем стал драть его за уши...
Тут из-за поворота улицы, размахивая чем-то наполненной тюбетейкой, выбежал и смело вступился за мальчика красивый, худощавый юноша:
— Ты, мужчина! Не бей сироту. Он ни при чем. Это я взял твой сыр, не он. На, возьми!
И, раскрыв тюбетейку, протянул ее Сангали. В тюбетейке лежало несколько шариков сыра.
— А два шарика я съел! — потупив взгляд, с виноватым видом произнес юноша, в котором Восэ сразу узнал Ризо, того самого беспризорного парня, который порой появляется в Дара-и-Мухторе, смешит людей своими проделками.
Сангали сунул тюбетейку с сыром жене, накинулся на Ризо с проклятьями, готовый побить и этого парня.
— Постой, Сангали! — потянул своего зятя за плечо Восэ.— Ризо, оказывается, храбрый парень, сам подошел к тебе и сознался. Ясно же, он раскаялся в своем воровстве. Голодный, вот и... Ты должен простить ему его грех.
Сангали, не стесняясь присутствия жены и маленьких девочек, изругал Ризо площадными словами, остервенело дал ослу пипка ногою под хвост и пошел за ослом, ни на кого НС глядя. ,
Приди в дом к Сангали, Восэ объяснил ему причину своего прихода, а Сангали сперва искал отговорки,— дескать, его иолы худы и не приспособлены к работе на маслобойке, от непрерывного кружения у них закружится голова. Между тем, выполнив просьбу Восэ, Сангали сам не дели на две избавился бы от ухода за одним из своих во« лов.
Восэ понял, что Сангали в вознагражденье за работу быка хочет с брата своей жены что-либо получить, и, подивившись, спросил, что же ему за это дать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146