— заорал он, нанося этим Лютфии боль худшую, чем от сотни пощечин.
Насладившись зрелищем мучений оскорбленной и униженной красавицы, тиран успокоился и сказал:
На что жалуешься? Еды у тебя хватает, в одежде и домашних вещах у тебя тоже недостатка нет, женой богатого человека числишься — чего еще надо? Не будь неблагодарной, не то ослепнешь! Вот так и будешь жить! Захочу — приду к тебе, не захочу — не приду. Я не собираюсь разводиться!..
И, не дав себе труда глянуть на Лютфию, решительно вышел из комнаты.
С этого дня дом мужа стал для Лютфии тюрьмой, пища казалась отравой, одежда, подаренная когда-то мужем,— сотканной из колючек иссохшей акации. Все прежние чувства к мужу соединились в одно: жаждущее мщения чувство ненависти.
И женщина стала искать выход этому завладевшему ею чувству. Дни и ночи, дни и ночи Лютфия проводила в жестоких раздумьях, и мысль ее остановилась на странном, нескладном, неразговорчивом, туповатом человеке — Амиркуле, который вот уже семь лет как работал у Иноятулло при доме. Этому тупому детине шел тридцать пятый год от роду, а он все еще был холост. Его старенькая мать, жившая с ним в каком-то селении вблизи Термеза, когда-то отправила его на поденщину, в надежде, что он, вскоре заработав в больших городах денег, вернется и при ее жизни женится. Но .старушка не дождалась сына, умерла, унеся с собой мечту о невестке и внуках.
За семь лет работы в доме Иноятулло Амиркул не приобрел возможности даже обзавестись новым халатом, но, по его словам, не потерял надежды на бога и на мир. В квартале было немало таких, как он, батраков и слуг, но Амиркул ни с кем не водил близкого знакомства, не завел себе среди них ни одного приятеля или друга.
Только один-единственный Назир, пришедший с гор Бальджуана, которого Иноятулло нанял привратником и прислужником по вновь купленному дому, стал его другом. По распоряжению хозяина, Назир приходил иногда в сад, расположенный за крепостью, и работал там вместе с Амиркулом, дивясь силе этого мужика, чья кирка, по поговорке, поднимает сто мер земли.
Поскольку пришелец с гор был знающим человеком и опытным садоводом, Амиркул многому научился у него. Они любили поговорить и во время работы и после нее, в час еды и отдыха. Конечно, говорил больше Назир, но случалось, наслушавшись горьких рассказов о приключениях видавшего виды друга, почтительный к нему Амиркул и сам считал необходимым ответить какой-нибудь заезженной побасенкой или нескладным рассказом.
Этого самого Амиркула Лютфия и избрала орудием своей мести.
Прежде женщина тщательно скрывала от него лицо,— «хоть и дешевый батрак, а как-никак мужчина!». Теперь в сад, находящийся за домом, она выходила без паранджи, только слегка прикрывая лицо платком. По любому поводу во всякое время появлялась в саду, где он работал, сама относила ему еду, заговаривала с ним о том о сем. Потом завела привычку украдкой, искоса, из-за края платка посматривать на работника томными глазами, даже загадочно улыбалась. Это все было игрой красивой змеи, которая не могла оставить в покое даже глуповатого и богобоязненного Амиркула. Она рассчитала правильно, работник думал: «Муж ее бросил, ушел,— наверное, женщина скучает!» Так постепенно Лютфия сумела разжечь в этом мужчине пламень вожделения.
Однажды летом Амиркул жал в саду траву, и в это время там появилась Лютфия. Она была одета в тонкое кисейное платье и почему-то босая. Вблизи сарая для дров, в углу сада, женщина вдруг вскрикнула и упала в траву. Амиркул подумал, что ее ужалила змея, и, бросив серп, поспешил на помощь.
— В ногу... Ай, больно! Мне в ногу вонзилась большая заноза! — со стоном 'вскрикнула Лютфия.— Посмотри, Амиркул, вытащи!
Плутовка присела и, бесстыдно приподняв подол, показала лодыжку и выше ее — розовую шелковую штанину. Горячая кровь ударила Амиркулу в голову. Вне себя,
дрожа, он сразу поднял женщину, внес ее в дровяник и, положив на высохшую траву, навалился на нее.
— Постой, Амиркул, не сейчас,, потом!.. Отпусти меня!
Вырвалась из объятий, села поодаль, заплакала. Настоящий это был плач или показной, кто мог бы разгадать, но, согласно поговорке, «плач женщины у нее в рукаве»,— из-под рукава покатились слезы.
— Я полюбила тебя, Амиркул,— продолжала Лютфия.— Мне опостылел мой муж. Но я не хочу быть твоей любовницей... Хочу стать брачной женой... честной твоей женой...
Раскрыв свои бараньи глаза, Амиркул быстро моргал, что было признаком его крайнего удивления. Затем произнес — и то с трудом — свои первые в этой встрече слова:
— А как же хозяин?
Лютфия ждала от него этого вопроса. Теперь она может постепенно приподнимать завесу своей тайной задумки:
— Вот в этом все дело! Если бы хозяин дал развод, было бы легко, но он не хочет давать развода!..
— Если не хочет, то зачем вы пришли?.. Вы сами пришли и еще не хотите...
Никакими более осмысленными словами Амиркул не мог бы выразить сумятицу своих чувств. Лютфия дала себе время помолчать и вдруг, прижав кулак к колену мужчины, воскликнула:
— Хоть бы он умер, сгинул бы!
Амиркул широко раскрыл глаза, заморгал ими. Снова наступило молчание.
— Почему молчишь? — не выдержала Лютфия. Скажи что-нибудь или спроси!
Но чтобы вытянуть из Амиркула слово, нужны были б особые клещи. Лютфия не была в силах продолжать этот трудный разговор. Она решила прямо высказать свое желание: будь что будет!
— Я сказала тебе о своей сердечной тайне! — Лютфия встала.— А остальное зависит от тебя. Если ты мужчина и хочешь, чтоб я была твоей, то сам знаешь, как поступить. Освободи меня от моего мужа — и тогда возьмешь меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146