Опытная женщина не раз и не два вершила подобные дела, знала, что и как внушить и преподать девушкам. Вместе с домашней служанкой, усадив Зеби перед плотно закрывавмым ставней оконцем во двор, расчесала ей волосы, накрутила, где надо, завитки, локоны; подправила брови щипчиками, насурьмила глаза, нарумянила лицо, наставила темной краской на щеки и подбородок маленькие родинки. Затем надела на пальцы купленные отцом дорогие кольца, продела в уши золотые крючочки жемчужных подвесок, навесила на грудь ожерелья, инкрустированные драгоценными камнями, а парчовую тюбетейку обтянула золототканой налобной повязкой. Все это убранство, эти восточные украшения превратили в общем бесцветную девушку в одну из тех красавиц, какие бывают изображены на старинных самаркандских или гератских миниатюрах.
Зеби, любуясь в зеркало своей красотой, едва узнавала себя,—отбегая от зеркала, танцевала и радовалась, была счастлива, в девическом своем простодушии мня, что именно такими бывают султанши...
Жена Яхшибека, которая бывала в эмйрском гареме, взяла с собой девочку и направилась с нею в крепость. Там, на среднем дворе цитадели, она ввела девочку в тот дворцовый домик, где жили молодые жены эмира, с которыми повелитель не свершил брачного обряда. Здесь жена Яхшибека сдала Зеби на руки домоправительнице.
Яхшибек пришел в крепость вслед за своей женой и приказал стоявшему у ворот цитадели стражнику доложить его высочеству, если к воротам подойдет Мирзо Акрам. Сам Яхшибек прошел в приемный дворцовый зал.
Эмир сидел среди пуховых подушек, просматривая какие-то бумаги. Яхшибек, стольничий Абдул Ахада, его советчик, а надо — и шут, входил к эмиру так же свободно, в любое время, как и тогда, когда эмир был правителем Кермине.
— Досточтимый! Ко двору приехал Мирзо-кори! — со смехом доложил Яхшибек.
— Что, опять привез перепелку? — рассмеялся эмир.
— Нет, на этот раз он привез его высочеству другой подарок.
— Да?
— Его подарок послан на средний двор.
Абдул Ахад, подняв глаза от бумаг, посмотрел на стольничего:
— Какова?
— Маленькая. В куклы играет! — сделав томные глаза, пошевелив плечами и шеей, как это делают восточные
танцовщицы, со сластолюбивой улыбкой определил стольничий.
Эмир оживился, отбросил бумаги на подушку:
— Где он достал?
— Его собственная. Говорит: «Я подарю ее наложницы его высочеству». Сам кори сейчас придет принести поздравления моему эмиру. До его прихода вы бы пошли взглянуть на подарок!
Абдул Ахад встал и вышел в боковую дверцу. Прошел по узкому проходу, соединявшему приемный зал со средним двором, и тихо трижды ударил луженым молоточком в маленькую резную дверь. Ее почтительно открыла какая-то женщина.
Чистенький двор небольшого дома был выложен квадратными кирпичами. Двери и ставни окон его шести комнат открывались на длинную веранду, с расписными по алебастру стенами и резными колоннами. Четыре молодые, красивые и хорошо одетые женщины, оказавшиеся во дворе дома, прижав руки к груди, отвесили эмиру глубокие поклоны.
Пожилая домоправительница, догадавшись о цели несвоевременного утреннего визита его высочества, поклонившись, сказала:
— Вот сюда пусть пожалуют,—и указала на последнюю с правой стороны комнату.
Эмир прошел к этой — шестой — двери, открыл ее, молча с минуту глядел внутрь комнаты. Зеби сидела в середине, на ковре! Испуганная, она встала и, как учила ее жена стол чего, поклонилась, произнесла приветствие и быстрыми шажками прошла в угол комнаты, остановилась, полуприкрыв лицо тонким небесно-голубого цвета платком. Ее изящная фигурка была всего лишь чуть выше основания ниши в стене, из-под длинного подола ее газового алого платья виднелись маленькие детские ноги в мягких сапожках. Абдул Ахад видел только одну ее щеку с черною родинкой, один насурьмленный глаз и длинную тонкую черную бровь — лицо Зеби в профиль показалось ему очень красивым, фигурка — стройной, изящной. Он про себя сказал: «Ой-ой! Какая гурия ведь! В самом деле, играющая в куклы! Молодец, кори!»
И, тихонько прикрыв дверь, повернувшись, вышел из дома. Возвратись в приемный зал, он едва мог спрятать в черных усах и бороде довольную улыбку, не ускользнув
шую от искоса брошенного взгляда Яхшибека, дожидавшегося своего повелителя.
Ну, какова, достойнейший?
Изумительна! — ответил Абдул Ахад, садясь на свое
место.
Какой чин вы дадите кори, достойнейший? — спросил Яхшибек.
— Может быть, дать ему ярлык на чин караулбеги — придворного порученца? Или эшик ага-баши? — сказал эмир.
— Дайте уж ярлык на чин начальника конюшни — мирохура! — посоветовал стольничий. — Что потеряет ваше высочество? Теперь, по одному счету, мы можем назвать кори и отцом ведшей невесты, иначе говоря = тестем.
— Не отцом невесты, а отцом наложницы! — засмеялся эмир.
— Пусть будет отцом наложницы, согласился Яхшибек.— Покойным родителем вашим он безо всякой провинности был лишен и чина и занимаемой должности. Теперь, если вы выкажете к нему милость, он получит лишь то, до чего давно дослужился бы.
Заступничество стольничего было слишком уж энергичным. Эмир с подозрением глянул прямо в глаза Яхшибеку:
— Ты получил от него взятку, плешивый жулик? Говори правду!
Яхшибек не ожидал такого расспроса, почувствовал, что попался. Скрывать все было бы опасно, эмир так или иначе мог бы дознаться до истины.
Верно, он обещал мне небольшое вознаграждение, отвернув лицо в сторону, смущенно произнес стольничий.— Я не проявил жадности, он сам обещал поблагодарить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146