Ризо не только привез в двух мешках четверть меры ячменя, но сумел даже по дороге на какой-то мельнице перемолоть этот ячмень в муку!..
Два следующих дня прошли в приготовлениях к поездке, Аноргуль и Гулизор напекли маленьких круглых дорожных лепешек, натолкли сушеных тутовых ягод, наварили съедобных трав.
До созревания яровой пшеницы оставалось около двух- трех недель. Восэ сказал, что постарается вернуться ко времени жатвы, но если по какой-либо причине задержится, то пусть Касым с помощью Ризо начнет жать яровую пшеницу, посеянную братьями совместно на горном склоне.
Кроме провизии на дорогу, Восэ положил в старый мешок сыромятные сапоги, перекинул мешок через плечо, вышел за ворота своего дома. Домашние, близкие родственники, соседи, друзья Восэ, многократно повторяя напутствие: «Здоровым иди и возвращайся здоровым», на краю селения проводили его в дальний и, быть может, опасный путь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Народный обычай, по которому два посторонних один другому мужчины объявляют себя «братьями до Судного дня», широко бытовал среди горцев в те стародавние времена.
Восэ и Назир стали «братьями до Судного дня» лет за двадцать пять до описываемых нами событий, когда независимые горные княжества Бальджуан, Каратегин, Дарваз и другие еще не были покорены мангытским эмиром и не входили в состав эмирата под названием Восточной Бухары. Каждый маленький властитель (их тут называли: шо или мир) правил своей горной вотчиной самостоятельно, как хотел, взимал с подданных налоги лишь для себя и своих родственников, мог дарить села, ущелья, пастбища, речки, земли кому хотел, был истым восточным удельным князем.
И здесь мы расскажем маленькую историю из тех времен, касающуюся Восэ, Назира и некоторых других людей, о которых пока еще ничего не рассказывали.
Селение Нориндж расположено на правом берегу горной реки Хингоб — той самой, которая, сливаясь в высоких горах с другими столь же бешеными, рожденными в ледниках Памира реками, образует могучий Вахш — самый крупный приток великой Амударьи.
Жители каменистого селения Нориндж, проснувшись однажды утром, узнали, что они подданные уже не бека Бальджуана, как это было накануне, а каратегинского бека, ибо их селение, находящееся на стыке двух бекств, поварено бальджуанским владыкою в качестве приданого владыке Каратегина, сестру которого почтенный бальджуанец взял себе в жены. Эту весть норинджцам доставил каратегинский сборщик налогов, приехавший с письмоводителем, в сопровождении десяти стражников и слуг, для того чтобы взыскать с жителей Норинджа налог, и подати, и сборы в пользу своего бека. Произошло это так: залетев в селение на взмыленных конях, всадники спешились у дома старосты, расположились на террасе дома и приказа-» ли старосте созвать все население. Перед домом старосты собралось три десятка земледельцев и пастухов. Каратегинский письмоводитель вывел имена норинджцев в списке и против каждого имени сумму, тут же им объявленную.
Норинджцы, естественно, подняли шум: ведь все, что полагалось с них за тот год, они уже внесли натурой и деньгами своему прежнему правителю. Однако каратегинский сборщик налогов не захотел слушать их криков о справедливости. Низкорослый и толстобрюхий, крепко расставив свои ноги на краю веранды, он в назидание и устрашение всем приказал своим воруженным стражникам схватить и крепко проучить двух босоногих «бунтарей», кричавших громче других. Стражники повалили наземь и отхлестали плетьми крикунов так, что те, стеная, не могли: подняться.
А сборщик крикнул присмиревшим людям, что он не уедет отсюда без двадцати мер зерна, тридцати голов овец и коз и пятидесяти кусков домотканки. Возмущенные норинджцы снова подняли крик. Скандал разрастался. Сборщик хотел уже кинуть своих стражников на горланящую толпу, как вдруг на другой стороне улицы, за стеной противоположного, примыкавшего к скале дома, послышались цокот копыт, какие-то возбужденные голоса, привлекшие общее внимание. Над стеной у скалы показалась голова всадника, смуглого юноши с едва пробивающейся бородкой. Норинджцы узнали Восэ, сына их земляка Щакара. Юноша взволнованно прокричал:
— Идет охотник Раджаб!
Едва произнесено было имя Раджаба, лицо каратегинского сборщика налогов побледнело, узкие глаза расширил панический страх, а вся его свита стала подобна политой водою муравьиной куче. Сидевшие на веранде повскакали с мест, а слуги бросились к воротам. Сухенького письмоводителя прошибла дрожь так, что это было заметно по его затрепетавшей козлиной бородке. Стражники, толкаясь и спотыкаясь, кинулись к длинному навесу в задах двора, где были привязаны их лошади.
Если бы в это сборище Восэ бросил весть о несущемся но ущелью грязе-каменном потоке или об охватившем селение с двух сторон пожаре, приезжие каратегинцы оказались бы не в большем смятении. Только пастухи да земледельцы Иоринджа, вдосталь перепуганные до этого, теперь казались спокойнее,— сбившись в кучу посредине двора, они в недоумении приглядывались и чутко прислушивались к происходящему.
Со стороны каменного прибрежья Хингоба послышался дробный топот скачущих лошадей. Смятение каратегинцев перешло в панику. Седлать своих лошадей они уже не нашли времени, повскакали на неоседланных и бросились в бегство. Чалма сборщика, ухватившегося за гриву, напоролась на сук в перекладине ворот и осталась висеть, покачиваясь, а ее обладатель, улепетывая с непокрытой головой, прижавшись к шее коня, нахлестывал его плетью. Седла и оголовья остались лежать вдоль стены, ячмень из раскиданных под навесом и по кормушкам торб рассыпался и смешался с навозом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146