.. Но при всем принтом обхождение Восэ с угощаемой- им тутовым толокном и ячменным хлебом девушкой было столь бескорыстно-искренним, что Аноргуль быстро преодолела свое смущение и чувствовала себя в общении с этим мужественным, крепколицым и уже бородатым парнем просто. Ей захотелось все узнать о нем.
Я родом из других мест, а теперь я — ховалингский»
из селения Дара-и-Мухтор,— ответил ей Восэ и назвал свое имя.— А ты чья дочь?
— Наимшаха дочь.
— Шахская дочь ты, оказывается!—пошутил Восэ.—? А мой отец Шакар, я всего только сын жнеца.
— Значит, сахарный сынок ты!..
Немудреные это были шутки, но окончательно рассеяли отчужденность,— Восэ и Аноргуль уже могли болтать запросто и не стремились скрыть свое влечение друг к другу.
После этого свидания их встречи стали ежедневными. Задерживаясь здесь, на току, после работы, они подолгу болтали бог весть о чем, а вечерами Аноргуль уходила в селение, где, как говорила она, спала с отцом и мачехой на крыше дома. Восэ никуда не уходил. Ему нравилось ночевать здесь, под карагачем, слушать шепот и каменные перестуки реки и шелест трав, колеблемых ветерком, и петь любовные песни, подыгрывая себе на двухструнке.
Однажды поздно вечером Аноргуль тайком пришла к Восэ. В платочке она принесла хлебную лепешку и тутового толокна:
— В тот день ты угостил меня, а сейчас мое угощенье попробуй!
Сидели бок о бок на толстой соломенной циновке, смотрели на усеянный крупными звездами купол неба, слушали звуки крутящего свои воды Сурхоба, ощущали нежное веянье прохладного ветерка, дышали ароматами горных и степных трав, порой пересиливающими домовитый приятный запах снопов и соломы. В этот раз Восэ не дотронулся до своей двухструнки, не запел песни — оба слушали чью-то дальнюю, чужую песню, доносимую ветерком с горного перевала,-- ее пел бессонный пастух или, может быть, задержавшийся в пути сборщик хвороста и колючек...
В эту долгую, незабываемую ночь влюбленные Восэ и Аноргуль впервые попробовали живительный вкус первых поцелуев...
Молотьба окончилась. Восэ должен был вернуться в свое селение. Что делать?.. Восэ сказал, что пошлет сватом своего отца. А если отец и мачеха Аноргуль почему-либо не примут его сватовства, то сама любовь подскажет, что можно еще предпринять.
Полученную за обмолот плату — одну меру' пшеницы —- Восэ погрузил на свою лошадь и на рассвете пустился в путь. Аноргуль, как условились, вышла на дорогу и встретила его на повороте каменистого речного ложа. Восэ обнял свою возлюбленную, поцеловал ее в щеку, во влажные глаза и сказал:
— Где бы ты ни была, я тебя найду! Не забывай меня!
На другой день отец Аноргуль, Наимшах, погрузил на осла заработанное им вместе с женой и дочерью зерно, и все втроем направились по дороге к Дарвазу.
Дома, в Дара-и-Мухторе, Восэ поведал родителям все о своей любви к дарвазской девушке и стал просить отца поехать сватом в Дарваз.
— Уж такая она, что ли, красивая, что ни о чем больше и думать не можешь, сын? — спросил Шакар.
— Красивее нет на свете! — горячо произнес Восэ. Да ведь ты же, отец, видел и наверняка запомнил ее, когда приходил ко мне в дни жатвы. Аноргуль собирала колосья!
— Хе-е! — усмехнулся Шакар.— Много их там, девчонок, собирало колосья.
— Ну, она же самая красивая,—- ты не мог не обратить на нее внимание!
— На твой взгляд, она единственная, сын мой, а на мой взгляд, они все одинаковые,— рассмеялся Шакар.
Старик задумался. Сам не зная почему, он недолюбливал дарвазцев, и теперь ему не нравилась сама мысль о том, что, быть может, ему придется породниться с ними. До сих пор, где бы ни увидел дарвазца, Шакар насмешливо называл их «толокноедами», хотя никому (и ему самому тоже) не было зазорно есть истолченные в порошок и сдавленные в сладкую халву сушеные ягоды шелковицы,— в тех бедных горных районах, где не хватало пахотных земель для зерновых посевов; ягоды тутовника всегда заменяли горцам и хлеб и сахар...
Как бы там ни было, а Восэ уговорил отца отправиться в Дарваз сватом. В один из понедельников, когда в Ховалинге бывает базар, отец Восэ накупил там, сколько мог, подарков и перед рассветом следующего дня верхом на осле отправился в дарвазское селение Лянгар, которого и достиг на закате солнца. Здесь он постучал в дверь Наймшаха. Вышла Аноргуль... Глянув на нее, Шакар понял, почему его сын влюбился в эту девушку: такими чарующими оказались ее блещущие глаза, так стройна и тонка фигура! Аноргуль сразу узнала отца Восэ, которого не раз видывала летом во время жатвы.
— Пожалуйста, входите, отец!
Отец твой — жертва твоя! Тебя зовут Аноргуль?
Девушка зарделась, концом накинутого на голову платка прикрыла лицо до глаз. Молча ввела старика с его ослом на внешнюю половину двора, привязала осла к колу, кликнула своего отца.
Наимшах вышел, почтительно встретил знакомого ховалингского Шакара-богатыря, ввел его в свой гостиный домик, усадил на возвышение, застеленное шерстяным ковром.
Жена его, впустив во внутренний двор Аноргуль, спросила ее:
— Кто приехал?
— Сват! — насмешливо ответила Аноргуль, рассерженная в тот день на мачеху за то, что та не дала девушке кислого молока помыть голову.
— Не ври! — грубо выразила свое недоверие женщина.
Аноргуль, дерзко глядя в лицо мачехе, сказала с вызовом:
— Я не выйду за есаул-баши, за управителева исправника! Этот, приехавший к нам гость — отец того самого ховалингского парня. Он намерен сватать! Пойди и скажи отцу, пусть соглашается.
— Ух ты бесстыдница, да почернеет твое лицо!
У мачехи Аноргуль были свои намерения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146