— Проклятия негодяев, обманом присваивающих чужое добро, поедающих долю сирот и вдов, бог не услышит, и эти проклятия обрушатся на самих негодяев!
Повстанцы, довольные таким ответом, друг расхохотались. Сайд Асрор, словно получив пощечину, сжал ладонями бороду, замер.
— Ты клялся, что не брал денег умершего водоноса Ашура! — припомнил ему Восэ.—Ты предал меня, заграбастал доверенное тебе! Ты пытался выставить меня лжецом перед судьей!.. Хорошо, что судья знал о твоей подлости, забрал у тебя эти деньги, а не то ты поживился бы жалким наследством несчастной, беспомощной вдовы. Мне следовало бы сейчас тебя покарать. Но я не злопамятный. С тебя достаточно будет, что народ тебя презирает. Стыд и позор тебе, шейх! Иди к себе в обитель! Но будь осторожен, больше не попадайся мне на глаза. Пропади!
И Сайд Асрор, ссутулившись, опустив голову, поплелся восвояси...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Ночью весь Бальджуан казался объятым пламенем. Красные языки костров вздымались, играя над площадью перед крепостью- озаряли базар и молитвенный двор у мечети, облизывали берег реки. Вокруг костров празднично шумел и веселился народ. Сюда собрались бедняки из окрестных селений, огромные толпы людей заполнили площади, пойму Сурхоба, холмы над городом. Рев карнаев — медных, длиною в сажень духовых труб, звуки свирелей, мелодичная дробь двухструнок и пятиструнок, громкий, непрерывный барабанный бой — все шумное многоголосье торжества повстанцев разносилось необычайной симфонией далеко над долинами. Везде кипели котлы, расставленные на сложенных из камней очагах, в
них варились бараньи ноги и головы, жарилось нежное мясо, шинело ароматное сало. Овец и баранов, отобранных у богатеев, у местной чиновной знати, бежавшей вместе с правителем, могло хватить хоть на месяц народного празднества. Высмеивая кровопийц, бедняки с издевкой вспоминали их ненавистные имена, прозвища и чины: Алайкбахш-бай, Мумин-бай, Сулейман-бай, Каюм- токсабо, Мирзо-Шариф-токсабо, Эш-Мурад-мирохур, Мах- муд-мирохур, Джалол-додхо, Курбан-караулбеги...
Все эти и многие другие злокозненные властители бежали, а их имущество восставшие поделили между собой, из их пшеницы пекли для бедняков-победителей сдобные лепешки, из их отар выбирали для пиршества лучших овец и барашков...
В большом гостином зале крепости, украшенном алебастровой лепкой и изразцовой мозаикой, сидели за угощением вожди восставших. Зал был ярко освещен свечами в многоячейных подсвечниках, расставленных по всем опоясывавшим середину стен нишам. Когда Восэ, после долгого крепкого сна, умывшись и переодевшись, вошел сюда, Назим с воодушевлением сказал:
» Восэ, ты знаешь, Назир-богатырь говорит: «Я сам одного барашка съем!» Мы с ним поспорили, будь свидетелем!
— А на что вы поспорили?
« Если выиграю я, Назир отдаст мне вот этот халат! — Назим кивнул на Назира, облаченного в великолепный бело-черный халат, найденный в сундуке правителя.— А если выиграет он, то я отдам ему этот вот свой кинжал,— гляди!
И перед глазами Восэ блеснул обоюдоострый клинок с осыпанной драгоценностями рукоятью — трофей, взятый Шзимом в крепости.
— Назир-то знает, сколько может съесть, смотри, проиграешь! — рассмеялся Восэ.
Не-ет! Он не съест барашка, я выиграю. Если он съест, я все едино выиграю: ведь он лопнет, тогда и халат опять же мне достанется.
Перекрывая зычным голосом общий хохот, Назир воскликнул:
— А ну, неси сюда барашка! Будешь глядеть, как я его съем!
Ризо, прислуживавший на этом пиру, принес большое блюдо с мясом и курдючным салом. Горой поставленного им перед Назиром угощения могли бы насытиться пятеро голодных. Назир засучил рукава своего драгоценного халата и под шумные ободрения присутствующих принялся за дело, время от времени запивая мясо глотками холодной воды из поставленной перед ним глиняной чаши.
Среди пирующих не оказалось Сайда Али. Восэ спросил о нем. Кто-то ответил:
— Я его на молитвенном дворе видел, он там ел шашлык и смотрел на фокусников.
Восэ предполагал при участии Сайда Али посовещаться с друзьями о плане действий на завтрашний день. И сейчас пожалел, что придется, намечая план действий, обойтись без него.
— Правитель спасся бегством,— заговорил Восэ.— Он, конечно, в Кангурте не будет сидеть спокойно, готовится вовсю, собирает силы, чтобы выгнать нас из Бальджуана. Быть может, он и в Гиссар написал, просил у кушбеги помощи... Как вы считаете, друзья, что нам следует делать?
Все обратили взоры к Назиру-богатырю. Он был их вторым главарем — человеком умным и сведущим, ему и следовало высказаться первым.
Назир отхлебнул воды, обтер усы, сказал:
— Ты наш правитель, Восэ, ты наш предводитель, а мы твое войско. Что нам прикажешь, то мы и выполним.
Все согласились с Назиром.
Восэ помолчал, обглодал ребрышко и, бросив его на скатерть, отчетливо произнес:
— Завтра пойдем на Кангурт в наступление. Будем атаковать правителя, не дадим ему прийти в себя. Вот таков мой приказ.
— Правильно! — подхватил Назир.— Мирзо Акрам вырвался, как волк из капкана, но он сейчас хром. Если вовремя погонимся, то возьмем его. Даст бог, и Кангурт захватим.
— Верно говоришь! — поддержал его Одина.— Стрелу надо выпускать, когда тетива натянута! Надо бить правителя не откладывая. Сегодня он проиграл, душа в пятках сейчас у него, сражаться не может и снова будет побит!
— Вот бы хорошо захватить или убить его! — воскликнул Назим,— И другие правители задрожали б от страха!
Саид-Мерген, начальник повстанцев из ущелья Раджаб-факир, деловито заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146