Глядя на них, Восэ обратил свои горькие мысли к себе: куда он идет? Что будет делать дальше? Один-одинешенек, (что будет с ним в этом чужом, необъятном городе? Да, цель путешествия — Назир, но как добраться до этого несчастного горемыки? Где Шахрисябз? Где — не здесь ли, в Каршах, сейчас сам правитель Шахрисябзского бекства,— вся высокая знать эмирата сюда съехалась, сопровождая «всесильное вместилище вселенной», великого эмира благословенных земель бухарских, или поспешая ему навстречу, чтобы в раболепии и преклонении славить властелина, в тайном расчете на его милостивое внимание...
А кто все-таки напишет заявление и как доставить его высокому правителю Шахрисябза?.. А как, прежде всего, найти работу?..
Но по натуре своей Восэ был человеком в себе уверенным, сильным, ни при каких обстоятельствах не склонным впадать в уныние или отчаяние, надеющимся на свое здоровье, на крепкие руки, на твердость своего духа.
«Обойдется все как-нибудь! — упрямо подумал Восэ.— Неужели здесь, в таком большом городе, не найду работы? Главное — найти заработок!..»
Выйдя по одной из многочисленных базарных улиц на площадь перед крепостью, Восэ неторопливо шагал в толпе, движущейся вдоль тесно смыкавшихся развалов и лавок, заполненных сухими и свежими фруктами, жареной и соленой рыбой,' головками сахара, горками пряностей, леденцов, халвы. Вышел на другую улицу, забитую огромными мешками и кулями пшеницы, ячменя, риса, кукурузы, кунжута, соли, кругами жмыха... Эти круги особенно привлекли внимание нашего маслобойщика... А вот и хлебный рынок — в десятках больших корзин круглыми башнями высятся стопки аппетитных, ароматных лепешек, в других корзинах — груды маленьких кругляшек, молочных, сдобных, или, напротив, вытушенных опресноков — для дальних караванных путей...
Таких бескрайних базаров Восэ еще никогда не видел... Мануфактурный ряд — сколько же нужно денег, чтоб покупать все эти разноцветные узорчатые ситцы, шелк и атлас, бархат, адрас, бекасаб, кисею... Ну хоть бы вот этих красивых головных платков накупить в подарок
Аноргуль и Гулизор!.. А вот совсем другой базар « орудия хлебопашества, садоводства: кирки, мотыги, лопаты, железные и стальные серпы, ножи, топоры, топорики — чего только тут не найдешь! В том торговом ряду, где варились в больших котлах бараньи головы, где в нос проголодавшемуся Восэ ударил приятный запах еще не остывших колбас, где... «Э, черт возьми, наверное, нужно было взять у этого проклятого богатея мои монеты! Хоть сытым был бы! Мой гнев и упрямство пошли на пользу этому подлецу, а мне принесли лишь ущерб!..»
Тут некий толстяк в хорошем халате, отставив от себя большую чашку с недоеденным жирным супом и торчавшими из него кусками мяса, встал, швырнул поваренку мелочь, пошел своей дорогой, а на отставленную им чашу жадно набросились сразу пять-шесть голодных оборвышей... А с другой стороны ряда к шарахнувшемуся Восэ тянулись руки нищих мужчин и женщин, они стонали и, покрывая базарный гам, кричали: «Милости!.. Милости!.. Дай бог не оскудеть вам!..» Следующая, исчезающая в завесе пыли улица, которой никак было не миновать стороной, во всю длину оказалась стеснена сидящими в ряд старыми и молодыми женщинами, поставившими перед собой деревянные или глиняные чашки. Эти женщины лиц не закрывали, на спутанных волосах платков не было. У иных из женщин на руках плакали чумазые, голенькие дети. Две-три молоденькие, опустив головы и прикрыв лица концами грязных платков, просили милостыню негромко, робко, другие голосили визгливо, надсадно — отчаянье владело ими...
«Кто они? — в растерянности думал Восэ.— Почему вынуждены нищенствовать?..» Он слыхивал, что рано овдовевшие женщины, впадая в нищету, выходят на улицы и сидят там, в надежде быть взятыми в жены кем- либо из мужчин. И вот сейчас он увидел: в этом «женском ряду» некий мужлан в богато расшитом красном чекмене, по-видимому приехавший из степей, присел перед одной из тех женщин с детьми, заговорил с ней. Она, смущаясь, глядя в сторону, отвечала на его вопросы. Старая, сидящая рядом с ней, слабая женщина — Восэ это слышит,—приостановившись, говорит ей:
— Ты не стыдись, доченька, может быть, сам бог послал тебе этого богатого молодца!
— А ну, открой побольше лицо — я посмотрю!
Мужчина в красном Чекмене сам убирает рукав женского одеяния с ее лица.— Покажи руки. Что ты умеешь делать?
— Она все умеет делать,—вместо молоденькой отвечает ее мать.— Будьте спокойны, господин, благодарение богу, дочь у меня хорошая, расторопная, быстро соображает. Был у нее хороший муж, но не суждено было жить бедняге, недавно помер...
— Шерсть прясть умеешь? Ковры ткать умеешь? — стал допытываться собирающийся стать благодетелем мужчина.
— Правда, этим она не занималась, но стоит ей раз посмотреть, сразу научится и все будет делать, господин, будьте спокойны, доченька у меня ко всякому мастерству способна!
— Хорошо. Я беру тебя! — объявляет свое решение мужчина.— Вставай, пойдешь со мною!
— Вы сразу берете ее, господин? Сначала пойдемте домой, совершим обряд бракосочетания, ведь и нужна для этого только чашка с водой... А потом...
— Брак потом будет. Я в ауле устрою брак. Вставай, а то уж поздно, мне пора отправляться в путь.— Мужчина потянул женщину за руку.— Отдай ребенка матери!
— Я тоже должна ехать с дочкой,— простонала сухопарая старуха с лицом цвета старой сыромятной кожи.— Что я буду делать, немощная, без Гульсум, куда пойду?
— Иди куда хочешь, мать! — ответил сватающийся.— Я не тебя беру, а дочь твою. Ты оставайся с внуком своим у себя дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146