О появлении гиссарцев немедленно извести меня!»
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
На берегу Вахша, у подходов к бывшему пурекскому мосту, Назим расставил двенадцать часовых, а сам с остальными людьми вернулся в Туткаул, расположенный, как мы уже знаем, не доезжая Нурека, на левом берегу реки, в. ущелье и по склонам поднимающихся над высокой скалистой террасой гор. Правый берег настолько каменист и обрывист, скалистая стена ущелья вздымается в небеса столь круто, что люди под нею не живут — на правобережье нет ни одного дома. Но река здесь, еще не достигнув теснины Пуль-и-Сангина, течет сравнительно спокойно.
Отвесная правобережная стена, столь гладкая, что кажется отполированной человеческими руками, тянется над Вахшем, в направлении к Нуреку, почти две версты, а там ущелье сжимается в узкую горловину, заставляющую реку хрипеть, клокотать, рваться из удушающей ее узости до самого раструба, где ущелье расширяется вновь и где на правобережье скалистые стены гор отступают, давая место полукруглой долине и приютившемуся в ней большому селению Нурек. За ним горы снова смыкаются. Вахш вновь входит в узость...
Большая дорога из Гиссарской долины в Бальджуан и в Куляб, миновав горные перевалы и Нурек, проходит вдоль селения Туткаул по береговой террасе, и потому все прохожие останавливаются в сельской чайной выпить зеленого чаю, передохнуть на утомительном пути.
Сразу после того, как Восэ назначил Назима амлякдаром Туткаула, сей неиспытанный в руководстве людьми и невоздержанный человек вдруг стал высокомерным и надменным, поведением, жестами, манерою говорить уподобившимся своему свергнутому предшественнику. Казалось, Назим сознательно подражает набравшимся павлиньей важности чиновникам Ховалинга и Бальджуана. Люди заметили это и, втайне посмеиваясь над своим еще недавно полуголодным, всегда оборванным земляком, подмигивали друг другу, подмечая проделки впавшего в важность приятеля.
В молодости, когда Назим был еще холостым, он любил азартные игры — в «камни», в «бараньи позвонки» и другие. Конечно, играл он тогда втихомолку, ибо амлякдары, старейшины, старосты подвергали наказаниям игроков, порою превращавшихся в неисправных плательщиков податей и налогов... Даже после женитьбы на тощей Зевар, не в силах избавиться от застарелой привычки. Назим за пазухой или за сыромятными голенищами носил игральные кости или меченые камешки. Кончалось чаще всего тем, что, проиграв одежду, или козленка, или меру пшеницы, он подвергался колким и ядовитым уколам жены. На некоторое время ее попреки действовали. Назим бросал недостойное занятие. Спустя несколько дней, однако, все повторялось, и сварливая Зевар устраивала супругу нудные и длительные скандалы. Бывало, правда, и так, что взъярившийся муж изрядно лупил ее. Но она не сдавалась, будучи одной из тех женщин, о которых говорят: «Ударь ее оземь, она вспрыгнет на небо!»
С друзьями и приятелями Назим неизменно был приветлив и весел, искренен, любил услужить им, не жалел для них ничего, душу готов был отдать. Восэ любил в нем это качество и потому дружил с ним. Пара быков, на которых они совместно пахали землю, углубляла эту дружбу. Признавая Восэ умнее и сильнее себя, Назим во всем слушался его, беспрекословно выполнял все его указания.
По приказу Назима на берегу реки собрались все мужчины—жители села Туткаул. Назим, в черном чекмене, затянутом инкрустированным серебром поясом, с подвешенным к нему мечом, важно и надменно, с выражением крайней суровости в лице, восседал на шкуре барса. Друзья его стояли вокруг, опираясь на ружья или дубинки. Юноша подавал ему в зеленоватой чашке чай. Крутя
черные, подковой изогнутые усы, водя зрачками больших навыкате глаз, он говорил собравшимся:
— Теперь я ваш амлякдар. И вы повинуйтесь мне, подданные! Чтобы на реке не было и в помине никаких мостов! Правитель бекства у нас теперь свой человек — Восэ, его визирь — мудрый Назир-богатырь. Сам Хызр благопокровительственно взглянул на Восэ, и теперь никто ничего не может с ним сделать — ни эмир, ни любая чиновная знать! Он тысяцкого Саидкула — Комок Глины убил! Додхо Раджаба убил! Караулбеги Давлята убил. Аллаяра — локайского старейшину — убил. Если кушбеги придет сюда, Восэ убьет и кушбеги. Сам эмир из Бухары придет со ста тысячами воинов, он тоже не одолеет Восэ! А вы помогайте, друзья! Дайте Восэ воинов, продуктов, приготовьте фураж! Бог милостив, богатырь Восэ захватит и Куляб, и Каратегин, и Дарваз, и Локайский край, и Гиссар! Он дойдет до самой Бухары и вонзит свой бунчук в острие Большого минарета бухарского. Если вы мужи — идите в бой! Восэ объявил поход, не оставайтесь вне священной войны, мусульмане!
Закончив свою речь, Назим обратился к Мамату — туткаульцу, принимавшему участие в восстании:
— Мамат! Ты собери всех смелых удальцов, храбрецов, пусть примкнут к воинам!
— Хорошо! Повинуюсь, сделаю! — согласился Мамат.
Назим поднялся и отправился в сопровождении своих
друзей в дом бывшего амлякдара Туткаула, сбежавшего из селения.
Дом — высоко, рядом с крепостью, на верхнем краю села. У дома — сад, окруженный оградой, ворота. Люди Назима нашли в подвале большой глиняный чан с самодельным виноградным вином, а что с ним делать — не знали. Ведь они, как и Назим, горные пастухи и земледельцы, не пили вина, мусульманская вера не допускала их до греха, старики, муллы внушали им, что вино — погань.
Но все запретное сладко, оно так и манит!.. Сначала каждый выпил по глотку — узнать, каков его вкус. Понравилось! За первым глотком последовали второй, третий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146