выше селения Шахидон и отделявшей его от соседнего селения Афарди, в котором так спокойно она и Восэ ночевали в семье Назира...
Речка была не глубока, Аноргуль, перепрыгивая с камня на камень, перебралась через нее и, высмотрев на краю обрыва дом Назира, поспешила к нему...
— Аноргуль? В чем дело? — от изумления позабыв поздороваться, с тревогой спросил Назир, когда в дверях своего дома увидел девушку.
— Друг, брат, Назир, да умру я у ваших ног!' — воскликнула в слезах девушка.— Помогите нам!..
Выслушав торопливый сбивчивый рассказ девушки, опечаленные Назир и его жена Зарагуль, как могли, постарались ее успокоить, но она все плакала, все просила о помощи: «Выручите Восэ; если он попадет в тюрьму, то не сможет оттуда выбраться и погибнет!..» Они и сами понимали, что для Восэ дело может кончиться плохо... Зарагуль принесла, поставила перед Аноргуль кислое молоко и хлеб, но у той и вода не прошла бы через горло,— плечи ее вздрагивали, лицо было бледно.
— Твой отец в заезжем доме? — спросил Назир.
Да, там.
— Ты сейчас возвращайся к жене содержателя двора. Я пойду вслед за тобою, найду твоего отца, поговорю...
Однажды, разыскивая своего побратима, Назир ездил туда, где Восэ жал пшеницу богатея Мумина. Там же, вместе с отцом Восэ, работал тогда и Наимшах,— вот тогда-то Назир и познакомился с Наимшахом. Поэтому ныне, отправившись вечером на шахидонский двор и найдя в углу чайной сидевшего там и, судя по печальному виду, весьма расстроенного отца Аноргуль, Назир встретился с ним как , со знакомым. Заказал чай с лепешкой, прикинулся ничего не знающим, стал расспрашивать дарвазского странника о здоровье и делах. Наимшах с горечью поведал охотнику о постигшем его несчастье, проклинал Восэ, выражал удивление по поводу побратимства хорошего и смелого охотника с таким «негодяем и подлецом, байбаком и сыном порока, крадущим чужих дочерей».
— Да, да, да,— согласился Назир; печаль и гнев отца, оскорбленного неповиновением дочери, понятны каждому, но ведь надо понять и другое: чувство любви в человеке сильнее всего на свете, оно ведет к счастью, и если двое до безрассудства полюбят друг друга, то есть ли сила, способная заставить их эту любовь забыть... Наимшах напрасно отверг сватовство Шакара. Назир, как побратим Восэ, хорошо знает, что Восэ до безумия влюблен в девушку, он честный человек, но ради нее он пойдет на все... А теперь уж раз все получилось так, то у Наймшах нет другого выхода, кроме Как согласиться признать Восэ зятем: ведь девушка три последних дня была наедине с Восэ, и если в гневе и в раздражении своем Наимшах теперь их разлучит, то девушка в глазах всех будет опорочена, и уже никто никогда не возьмет ее в жены. А уж о судьбе Восэ тогда нечего будет и говорить: сгноят в тюрьме!
Ну пусть Наимшаху наплевать на судьбу Восэ, которого сгноят в тюрьме, но ведь не может отец не думать о
судьбе родной дочери,— не может он, почтенный и добрый Наимшах, предать на всю жизнь свою дочь несчастию!..
Все горячие слова взволнованного Назира старик молча выслушал, но, упрямый и самолюбивый, не захотел им внять. «Надев овчину наизнанку», распаленный злобой, он осыпал дочь проклятиями,— пусть, мол, она будет ославлена своим позором, пусть умрет незамужней, но этого незаконнорожденного вора он, Наимшах, не примет в зятья!
Назир опечалился. Когда в вечерней тьме он вернулся в Афарди, к Зарагуль, и жена стала его расспрашивать, он угрюмо ответил, что ничего добиться нельзя, ибо «в одном этом старике упрямства больше, чем в пяти ослах».
— Что же ты будешь делать? Неужели молча сидеть? — воскликнула она.— У меня горит сердце в тревоге о несчастном юноше и особенно об этой девочке Аноргуль! Ведь завтра твоего, побратима повезут в Бальджуан, бросят в тюрьму!
— А что, жена, могу я сделать?
— Иди повидай старших в селении, поговори! Девушка в возрасте, парень хочет взять ее в жены, чего же еще? Не верю, что отец хочет позора своей дочери! Пусть старые, умные люди вразумят его.
— Пока я дойду до Шахидона, все спать лягут.
— Тогда иди ночью, до рассвета. Соверши первую молитву в Шахидоне,— старики да начальники придут в мечеть, ты их всех увидишь.
Этот совет понравился Йазиру.
Придя раньше всех в большую, расположенную против дома амлякдара мечеть, он остался там до конца молитвы, на которую в мечеть пришли и амлякдар, и местный судья, и миршаб. Бил богу поклоны и Наимшах. После общей молитвы Назир вышел со всеми во двор мечети, поздоровался с властями, хотел было с ними заговорить... Но два солдата с длинными палками в руках вывели из пристроенной к зданию местного присутствия низкой глиняной землянки трех вывалянных в пыли людей со связанными за спиной руками. Их измазанные и опухшие от побоев лица были едва узнаваемыми. Вглядываясь в синяки под их глазами, Назир едва определил, который из трех Восэ. Пренебрежительным жестом амлякдар приказал гнать их немедленно в Бальджуан. Солдаты, раздвигая палками людей, вышедших толпой из мечети, и тех глазеющих, что успели сбежаться из ближайших домов, вытолкали узников на улицу.
Но тут с плачем стенаньями к Восэ бросилась укрывшая голову халатом женщина, вцепилась в полы его одежды, упала на колени и пронзительно возгласила на все селение:
— Дай бог, чтоб сгорел дом тирана! Мы с этим юношей хотим пожениться, я сама этого хотела, об этом его просила. Он не виноват, освободите его!
Никому здесь такого происшествия видеть не приходилось. Ропот изумления волной прошел по толпе. Стражники, как говорится, потеряли в растерянности свои руки и ноги. Наимшах, узнав свою дочь, быстро подошел к ней, схватил ее за руку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146