Там он опустился на красный бархат скамьи и, сжимая стекл
янный диск, возвел глаза к старинному серебряному распятию.
Феликс склонил голову, чтобы просить у Господа милости, но мысли уводили
его прочь от молитвы. Ни с того ни с сего он задумался об отцовском письме.
Как могло оно объяснить то, что ему довелось узнать?
Феликс поднялся и прошел в гостиную, обставленную в итальянском стиле. К
ое-что из мебели и декора принадлежало эпохе Возрождения, кое-что было пе
рвоклассной подделкой двадцатых годов. Над белыми арками высоких окон с
висали бархатные графитно-серые шторы, перехваченные шнуром с кистями.
Пол был покрыт терракотовыми плитками восемнадцатого века. Родителям к
омната напоминала Италию, Феликсу Ц церковь, поэтому он тоже ее любил.
Пытаясь немного освежить гостиную, Франческа постелила на пол серый ков
рик, поменяла строгие кушетки и стулья на красные с золотым и черным дива
ны и мягкие однотонные кресла. Стало уютнее, хотя и менее возвышенно.
На одной из стен висел подлинник Модильяни, один из его редких пейзажей с
вытянутыми деревьями. Над камином красовалась копия его же портрета Пол
етты Журден с характерной «лебединой» шеей. За ней располагался сейф.
Феликс отодвинул картину и набрал комбинацию цифр. Открыв дверцу, он с уд
ивлением обнаружил внутри свой дневник, но куда больше заинтересовала е
го резная шкатулка, которой он никогда прежде не видел. Она была сделана и
з древесины грецкого ореха, местами оклеена ореховым шпоном. Резьба на к
рышке изображала цветы колокольчиков, повторяя узор венецианской стол
ешницы в спальне для гостей. Видимо, Франческа оставила шкатулку для нег
о.
День был теплым, однако Феликс растопил камин. Пил он редко, тем более Ц п
о утрам (а ведь еще не пробило одиннадцати), но все же налил себе бренди, пре
жде чем сесть на диван.
Найти в шкатулке письмо не составило труда. На конверте большими потускн
евшими буквами значилось: «Моему сыну Феликсу, сентябрь 1981». Следовательн
о, написано оно было за год до того, как его родители погибли в автокатастр
офе, возвращаясь с выпускного бала сестры.
При виде отцовского почерка его чувства снова пошли вразброд.

«Дорогой сын.
Не знаю, когда попадет к тебе это письмо Ц сразу ли после моей смерти, или
спустя много лет, и кто передаст его Ц мама или тетя Энея. Если ты вдруг на
ткнешься на него, пока я жив,Ц прошу, отложи чтение до поры, когда меня не с
танет. Мне не хотелось бы снова обсуждать вещи, о которых пойдет речь, хотя
ты и вправе узнать о них.
Стоит ли рассказать все сестре и когда лучше это сделать Ц решать тебе.

Итак, вот она, моя история, о которой я предпочел бы не вспоминать.
Мы с твоей матерью, как ты знаешь, родились и выросли в Италии. Тем не менее
я утаил от вас кое-какие подробности, о чем тебя, должно быть, уже известил
и. Мы происходим вовсе не из маленького городка, разрушенного бомбардиро
вками. Наш дом стоял на набережной реки По в самом Турине, прямо над церков
ью Богородицы. Быть может, его чугунные врата сохранились до сих пор. В это
м доме сменилось пять поколений выходцев из рода Фубини Ц такова наша н
астоящая фамилия. Мы не католики, а иудеи. Прилагаю имена немногих оставш
ихся родственников. Захочешь с ними связаться, сначала езжай к моему бра
ту Симону, если он еще жив.
Должен признать, милый Феликс, что я не стыжусь своей лжи, хотя мысль о том,
сколько боли она может тебе причинить, разрывает мне сердце».

Доктор оторвался от письма и посмотрел на копию Модильяни, висящую над к
амином, а потом Ц на пейзаж на противоположной стене. Ему захотелось убр
ать портрет женщины с длинной шеей, в котором он вдруг увидел самого себя
Ц фальшивого христианина, сидящего перед фальшивым Модильяни.
Он вернулся к письму.

«Я очень хочу, чтобы ты меня п
онял.
Прежде всего, твоя настоящая семья заслуживает того, чтобы ею гордиться.
Фубини принесли родине немало добра. С нашей помощью открывались новые ш
колы и больницы для бедных. Страховой бизнес семьи все еще существует; ко
нтора "Ассикурационе ди Фубинис" стоит у самого променада, где туринцы та
к любили прогуливаться в довоенное время. И, хотя я не разговаривал с твои
м дядей Симоном уже сорок лет, он исправно кладет четверть дохода на наш б
анковский счет.
Почему я его бросил, бежал из Италии, забыл нашу веру? Да, евреи обосновали
сь в Италии еще до прихода римлян, а Фубини веками жили в Турине. Однако ни
кто из них не предвидел Освенцима.
Мы, итальянцы, славим любовь и семью, презираем тиранов, то и дело являющих
миру свои мерзкие рожи. Мы ценим честь и уважение, зато правила и формальн
ости Ц не для нас. Как ты сам выразился после первой поездки в Турин: "В Ита
лии красный свет на перекрестках Ц всего лишь намек, не более". Нашу родин
у много раз завоевывали, и каждый оккупант устанавливал в ней свои прави
ла, так что их попрание стало всенародным досугом. И этим-то людям Гитлер
хотел привить антисемитизм Ц людям, которые запросто входят туда, где н
аписано "Опасная зона"!
Когда в 1938 году был обнародован "Расовый манифест", мы с твоей мамой лишь не
давно полюбили друг друга. Наши семьи благословили нас, однако свадьба п
рошла вовсе не так, как мы надеялись. Друзья-христиане боялись, что их уви
дят у входа в главную туринскую синагогу. Поздравления и подарки они при
носили нам позже, украдкой.
Благодаря таким людям большая часть еврейской общины воспринимала огр
аничения спокойно, надеясь, что когда-нибудь их отменят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126