После 1978 и 1988 годов их исследовательская сессия должна будет стать
третьей, однако, в отличие от предыдущих, она проводилась негласно.
Феликса привлекли к работе вопреки возражениям епископа (тот считал, что
его внешность отвлекает прихожанок от молитвы). Папская комиссия, узнав
о двух его гарвардских диссертациях в области медицины и микробиологии,
оригинальном и сугубо научном подходе, приверженности к католической в
ере, защите интересов церкви, приняла решение в его пользу. Доктор же, хотя
это и может показаться странным, пожелал, чтобы исследования, которые он
считал смыслом всей своей жизни, держались в тайне.
И вот, когда его мечта вот-вот должна была осуществиться, он вдруг отвел г
лаза от серебряного ковчега и почувствовал холод мраморного зала, вдохн
ул воздух, тяжелый от векового курения свечей, чей дым поднимался к купол
у собора, вознося молитвы к ушам Всевышнего.
Кардинал, по случаю церемонии облачившийся в алую мантию и белый стихарь
, водрузил на голову алую биретту. Подняв серебряный крест, он произнес: «В
о имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь» и перекрестился. Остальные после
довали его примеру. Феликс замешкался и повторил движение машинально, на
деясь, что никто не заметил его рассеянности. Восемь священников в черны
х сутанах выстроились в два ряда у кардинала за спиной.
Кивнув старому Бартоло, Феликс перехватил свой край ковчега пониже, прин
имая большую часть его веса на себя. Затем они спустились с балюстрады и о
бошли алтарь кругом вслед за священниками. До 1865 года на этом месте распол
агалась капелла герцогов Савойских, будущей итальянской королевской д
инастии. Сохранился даже проход, соединяющий ризницу с западным крылом д
ворца. Там-то и предполагалось вести изучение плащаницы.
Едва процессия ступила в длинный вызолоченный коридор, как засверкали в
спышки фотокамер. Впрочем, снимкам было не суждено появиться в прессе Ц
фотографы представляли церковь и фиксировали событие для ученых и духо
венства. Среди них оказалась и женщина Ц стоило Феликсу взглянуть на не
е, как та сразу зарделась. Он склонил голову набок, чтобы челка упала на гл
аза и скрыла его лицо, словно хранил целибат вместе со святыми отцами. Ему
не хотелось нарушать чинной строгости шествия, хотя на душе у него было у
же неспокойно.
Внешне все обстояло так, как и предполагалось: он в белом лабораторном ха
лате, отец Бартоло Ц в сутане, а вокруг тишина, нарушаемая только их мерно
й поступью и щелчками фотокамер. Немногие наблюдатели, допущенные к дейс
тву, держались так чопорно, словно в ларце лежал накануне почивший, а не по
лотно двухтысячелетней давности.
Но вот они зашли в ризницу, и последние шорохи стихли.
Доктор с отцом Бартоло поставили ковчег на узкий деревянный стол. Затем
Феликс прошел к коллегам Ц на каждом был белый халат и стерильные перча
тки,Ц и они расступились, принимая его, первого среди равных и непоколеб
имого в вере.
Никто из них и представить себе не мог, что он еврей.
Да что там Ц сам Феликс узнал об этом только два часа назад. И сразу все во
споминания, все заботы обернулись сущими пустяками.
Он рассеянно наблюдал, как священники срезают алую ленту, открывают ковч
ег и вытаскивают нечто, напоминающее отрез красной тафты. Когда ее разве
рнули, повеяло легким запахом сырости. Под тафтой оказалась льняная ткан
ь цвета чая с молоком Ц Туринская плащаница.
На мгновение все замерли. Ученых, выстроившихся вдоль стены, священников
и монахинь-кларисок, что некогда пришили к полотну особую подкладку и те
перь явились отпороть ее,Ц всех заворожил вид священного савана, которы
й мало кому доводилось лицезреть. Феликс почти не слышал слов тихой моли
твы:

Благословен образ Господен
ь
нежнейшой любовью и пламенной
скорбью Пренепорочной Девы Марии,
держащей Тебя в сей мучительный час;
подай же и нам исполниться этой любви и скорби
и да творить волю Божью,
покуда не иссякнут силы…

Мыслями он перенесся на два часа назад, к себе в номер, когда его сестра, Фр
анческа, позвонила ему в Турин из Нью-Йорка и рассказала, что их последняя
родственница, тетя Энея, скончалась от долгой болезни. Перед смертью тет
я передала Франческе полную шкатулку писем, одно из которых, подписанное
покойным отцом, адресовалось ему. Сестра, продираясь сквозь незнакомые
слова, прочла Феликсу несколько страниц по телефону. Писали какие-то род
ственники из Италии, о которых никто из них прежде не слышал. В шкатулке на
шлись даже ответные письма матери, так и оставшиеся неотправленными. Сно
ва и снова он слышал «эбрео» (евреи по-итальянски), «фашисты» и «синагога»
. Феликс в замешательстве мерил шагами комнату, вслушиваясь в описания с
тарых родительских паспортов с незнакомой фамилией Фубини. Наконец Фра
нческа озвучила то, что он успел понять без нее: родители бежали из Италии
, спасаясь от гитлеровского преследования, поскольку были евреями. Почем
у они это скрывали?
Мало того, выяснилось, что их родиной был Турин, где он сейчас находился.
Ученые вокруг Феликса засуетились, разворачивая стерильные инструмент
ы; только отец Бартоло остался у стола. Человеком он был добросердечным, н
о ему часто недужилось, в том числе и сейчас. Утром Феликс навестил его в к
елье и всячески уговаривал не вставать с постели, хотя и знал, что старый Б
артоло даже на смертном одре не пропустил бы такое событие. Старик довол
ьствовался простой верой: здесь, под этой плащаницей, лежал Иисус, Сын Гос
подень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126