ведь как булат разогреется, от него пар валом валит, острие притупится х
лестать по телам да по костям, а еще хочется. Ведь это не то, чтобы мы напрас
линно нападали на соседей, и они при случае не спустят. Обоз ли отбит у наш
их, девушек ли захватит, золота ли без счета пограбит, да передушив старик
ов и малых детей Ц это им обычно; да не удавалось проклятым в частую, как н
ам приходилось, напрашиваться не в любые для них гости. А как опять мирова
я, так и мы бывало придерживаемся присловья: «В поле враг, дома гость, сади
сь под святые
В передний угол.
, починай седову; в лесу Ц кистенем, а в саду Ц огурцом». И ведется ре
чь любезно, и ходим об руку попарно, и любуются, не насмотрятся наши гости,
как красуется град наш, а в нем рдеют девицы красные, да разгуливают молод
цы удалые, и бросаются им всякие диковинки редкие, и стали звать, прозыват
ь его давно-предавно, чуть прадеды помнят, и чужие и свои славным, богатыр
ем, Великим Новгородом.
Взоры слушателей, впившиеся в рассказчика, сверкнули огневой отвагой, а
старик, откашлянувшись, продолжал:
Ц И ноне придерживаются этого старики, да не обеими руками, с тех пор, как
Иоанн московский залил наши поляны родной нашей кровью. Все как-то пошло
на разлад: старики шатаются от старости, молодые трясутся от страха, а род
ина гибнет. Молодечество
Разбой.
иные стали считать делом зазорным, а по силе грамот отнимать Ц это
им нипочем. Укажите-ка мне, кто теперь поспорит, постоит и словом, и делом, и
языком, и плечом за отчизну. Разве один Чурчила с своими удалыми удальцам
и! Если бы ономнясь не отшатнулся бы он добывать добра в Ливонию, в замок Г
ельмст, попятил бы московскую дружину так, что некому было бы и до Москвы д
обежать. Он хоша и не словесен, да рука-то его речиста, что твой кистень.
Ц Краснобай ты, старинушка, но кривы уста твои, да нас-то по что изобидел т
ы? Чем мы не молодцы? Загуди только труба воинская, все побратаемся скинут
ь головы свои или вражеские, выменять на косную жизнь, на славную смерть!
Ц воскликнули окружавшие старика.
Ц Все красно, ребятушки, да не так как солнце! Ц возразил он. Ц Прежде бы
вало, московские князья засылали к нам гонцов и велеречиво просили через
них подмоги. Дмитрий Иоаннович не знал, как чествовать нас, когда на Кулик
овом поле четыредесять тысяч новгородцев отстаивали Русь против поган
ой татарвы, хоть после и озлобился на нас, что мы въяве и без всякого отчет
а стали придерживаться своего самосуда, да делать нечего, из Москвы-то ст
ало пепелище, так выжгли ее татары, что хоть шаром покати, не за что зацепи
ться; кой где только торчали верхи, да столбы, да стены обгорелые. Видно, по
надобилось ему золото новгородское Ц подступил. Мы не прочь, выбирай лю
бое: деньги али битву. Взял первое, да и пошел отстраиваться, а к нам-то тата
ры никогда и ноги не заносили неприязненно. Соберем дань, пошлем в Москву,
и разделывайся ей московский князь с ордой, как рассудит. Нынешний-то лих
что-то, а то, бывало, указывали мы путь обратный и московской в литовской д
ружинам; вольница-то новгородская не очень робела и тех и других. Как посл
ышим: поднимается на нас враг Ц и в ус не дуем; каждый новгородец накинет
шапку молодецки на одно ухо, подопрется и ходит козырем; по нем хоть трава
не расти, готов и на хана и на пана! Вам грозят, а на вече голосят: не спугнеш
ь ножами, когда ножа не боимся. Впервые, что ли, нам слушать угрозы московс
кие? Кассы наши полны, закрома тоже, да и железное снадобье отпущено. Что н
ам? Мы своих боярей имеем, нам свои грамоты оставлены Ярославом Великим, с
сылаемся на них, да на крепкие головы земляков своих Ц и с нами Бог, умрем
за святую Софию.
Ц И вестимо! Ц подхватили слушатели. Ц Московский князь нас не поит, не
кормит, а нас же обирает: что ж нам менять головы на шапки. Званых гостей пр
имем, а незваных проводим. Умрем за святую Софию!

VI. Чурчила

Гулко раскатились эти крики по площади и послужили как бы призывом для р
ослого и плечистого молодца. Он не вбежал, а скорее влетел в толпу.
Невысокая бархатная голубая шапка с золотым позументом по швам, с соболь
им околышем и серебряной кисточкой на тулье, была заломлена ухарски набо
к; короткий суконный кафтан с перетяжками, стянутый алым кушаком, и лосин
ая исподница виднелись на нем через широкий охабень, накинутый на богаты
рские плечи; белые голицы с выпушкой и кисой с костяной ручкой мотались у
него на стальной цепочке с левого бока; черные быстрые глаза, несколько с
муглое, но приятное открытое лицо, чуть оттененное нежным пухом бороды, с
тройный стан, легкая и смелая походка и приподнятая несколько кверху гол
ова придавали ему мужественный и красивый вид.
Ц Чурчила! Чурчила! Отколе тебя Бог принес? Легок на помине!.. Ну, что, как жи
вешь-можешь? Ц раздавались радостные приветствия в толпе.
Ц Да живется, братцы, как живется, а можется, как можется! Ц отвечал душа
новгородских охотников
Охотниками прозывали молодцов, промышлявших набегами на с
оседние земли.
, снимая шапку и раскланиваясь на все стороны.
Ц Где побывал, добрый молодец, что последним поспел на совет наш? Ц спро
сил его старик рассказчик.
Ц Земляки знают меня, Ц отвечал Чурчила, Ц на схватке я бываю не послед
ним, а думу раздумывать, сознаюсь прямо, не моего ума дело, да и о чем?
Ц Знаю тебя, отъемная голова! Ц заметил старик. Ц В кого ты уродился, Ц
дедовский в тебе норов. Таков был и Абакунов при Дмитрии Иоанновиче, пред
водитель вольной шайки новгородской;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77