«Что-то темно! Уж не суждены ли нам вечные сумерки», Ц думали робкие, и ско
ро чудный дом Марфы опустел и замолк как могила.
На одном конце стола, покрытого длинной полостью сукна, стоял ночник: ого
нь трепетно разливал тусклый свет свой по обширной гриднице; на другом к
онце его сидела Марфа в глубокой задумчивости, облокотясь на стол. Ее гру
дь высоко вздымалась. Печаль, ненависть, злоба, сомнение о сыновьях сверк
али в ее глазах.
Ц Итак отныне я не женщина, Ц воскликнула она. Ц Прочь же эти уборы!
Она сорвала с головы своей покрывало, и две длинные косы, иссиня-черные, к
ак вороново крыло, расплелись и скатились волнами на ее могучие плечи.
Когда волнение ее несколько улеглось, ей представился отец Зосима с коро
тким и вместе укоряющим взглядом. От сердца ее отлегло, на душе стало свет
лее и слеза умиления скатилась из ее глаз.
Она вздохнула было с облегчением, но вдруг ее взор упал на лезвие сабли, за
бытой Болеславом Зверженовским.
Вид этой сабли снова напомнил ей все.
Она схватила косу и мгновенно обрезала ее.
«Свершилось!» Ц пронеслось в ее голове.

V. Новгородская бывальщина


Багровая заря взошла на небо и бросила свой красноватый отблеск на землю
. Настало раннее утро. Погода была переменчива. Порой ветер разгонял обла
ка и показывалось солнышко, то опять оно заволакивалось тучами, черным с
аваном повисшими над Новгородом.
Снова, как и вчера, ударили в вечевой колокол со двора Ярославова, и пронзи
тельный звук его разлился по окрестностям. Народ, только что успокоенный
накануне Феофилом, не знал, как и разгадать причины нового призыва на общ
ественный совет. Улицы заволновались, и ропотный шум толпы все усиливалс
я и усиливался на Софийской площади.
Около самых ворот веча, осажденных со всех сторон народом, стоял старик с
длинной, седой как серебро бородой, в меховой шапке с куньей оторочкой и д
линными подвязными наушниками, зипун на нем был серый, на овчинном подбо
е, в руках держал он толстую, суковатую палку, с широким литым набалдашник
ом из меди. Хотя морщины складками облегали его лицо, но глаза, из-под седы
х нависших бровей, горели огнем юности, особенно когда он, рассказывая пр
о былую старину окружавшим его любопытным, приправлял свой рассказ разн
ыми прибаутками, присказками и присловьями и, переносясь на много лет на
зад, подражал молодецким движениям.
Ц И что за времена настали нонеча! Ц говорил он. Ц Чуть враг за лишком
Ц и поникнут головами так низко, что шапка валится. Со страха, вестимо, ис
кра кажется больше полымя. Износил я на плечах своих десятков семь с золо
тником годов, и изучился видеть, что черно, что бело. Бывало, кто не слыхал, к
то не видал Новгорода Великого далеко? Тот город то-то привольный, то-то м
огучий! Ц говаривали и немчины, и литвины, и все иноземные людины: ганзей
цы и мурмане, гречины и татары, бывшие в нем не как врага, а как гости, Ц люб
или заглядываться на позолоченные главы церквей его, разгуливать по шир
оким улицам и любоваться на площадях и в балаганах всеми товарами заморс
кими! Тут раскиданы и меха пермские, и полотна фламсендские, и ковры перси
дские, и соболи сибирские, и камки хрущатые, и бахромы золотниковые, и всяк
ие снадобья хитротканные, и седла азиатские, и камни самоцветные, и жемчу
га бурлицкие, и уздечки поборные, и всякие узорья выписные. Всего грудами
навалено было перед чужеземными зеваками Ц отдай деньги и бери добра ск
олько хочешь, сколько можешь.
В мирное время задает всякий пир на весь мир! Отъедайся, отпивайся душа, хо
ди стена на стену, али заломи набок шапку отороченную, крути ус богатырск
ий да заглядывайся на красоточек в окошечки косящатые; затронул ли опять
кто, отвечай огнем, да копьем, да стрелами калеными, прослышат ли про кара
ван ливонский, али чей-либо ненашенский Ц удальцы новгородские разом о
скачат его, подстерегут и накинутся с быстротой соколиной раскупориват
ь копьями добро, зашитое в кожи, а меж тем Ц косят часто головы провожатых
, как маковинки. Бывало, одурь возьмет, как давно нет дела рукам; ну что, сиди
на печи, да гложи кирпичи Ц разучишься и шевелить мечом; ждешь, не дождеш
ься, когда-то грохнет вечевой колокол, а уж как закатится, любо сердцу мол
одецкому, вспрыснет его словно живою водою радость удалая. Уж так забьет
ся, так заскачет ретивое, как конь необъезженный в чистом поле, того и гляд
и, что выскочит в пригоршню. А бились мы с Чудью и с Ямью, и с своими, и с чужим
и, и морем, и сухим путем, и Наровою, и Волгою, и по Нову-озеру неслось наше оп
олчение на несчетных судах. На кого наскочили, тот разведывайся; куда при
шли, там и дома. В Кострому ли, в Тверь ли, в Ярославль ли, под Астрахань ли бо
гатую, рады не рады Ц принимайте гостей, выносите калачей на золотых блю
дах, на серебряных подблюдниках, выкатывайте бочки медов годовалых и чок
айтесь с ними зазванными пирами; а если хозяева попросят расплаты, рассч
итывайся мечами, да бердышами, да бери с них сдачи ушами да головами, а там
снимай, удалая дружина, и мчись восвояси. А где лихой народец, как примером
сказать бы в ближних пригородах ливонских, да еще где застанешь его не вр
асплох и выступят против тебя хозяева-то в железных обручах, да начнут пе
ресыпаться с гостями своим свинцовым горохом, затепливай скорей его лач
угу со всех четырех сторон и тут-то вот и привольно бывает погреться: шум,
гам, гик, вопль, стены трещат, рушатся, растопленное железо рекой течет, а л
юд словно воск тает. Натешилась душа, и заливай пожарище вражеской кровь
ю;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77