Грамотой новгородской предоставлено
нашей обители владеть островами Соловецким, Анзерским, Заяцким и другим
и. Мы, сколько могли, улучшили обитель: питаемся рыбной ловлей и засеянным
и нашими руками овощами; завели солеварню, провели каналы от потопления
и без всякой нужды ожидаем вечности.
Ц И тебе, отче святый, не взгрустнулось по свету в юные годы твои? Не наску
чили труды тяжкие, каждодневные, ни тогда, ни теперь?
Ц Они-то и не дали места скуке в душе моей, посвященной Богу и трудолюбию.
Тогда я был крепче телом, ныне Ц духом. От молитвы Ц к трудам, от трудов Ц
опять к молитве. Мне некогда было скучать и кручиниться. На душе было легк
о, на сердце весело. В часы отдохновения, бывало, выйдешь поразмыслить о св
оей новой жизни, взглянешь на все окружающее, начнешь созерцать искусств
о Небесного Художника Ц и мысли потонут в дивной красоте. Дикое, но прекр
асное очарование положительно сковывает тебя: высокие развесы елей, пыш
ными шатрами нависшие и шумно раскачивающиеся над головой, а под ногами
мрачное море, по которому ходят бурливые волны, глаз обнимает бесконечну
ю сизую пелену, кипящую сверкающими алмазами при свете дня. Одна мысль, чт
о ты находишься на краю земли, отдаленном от всего мира, возбуждает благо
говейные и высокие чувства, не радость и не печаль закрадывается в душу, а
что-то необъяснимое, что выше того и другого. Когда же в немом восторге сл
еза умиления прольется из глаз, упадет на сердце и осветит его, когда душа
зарвется из пленной оболочки своей и запросится в мир чудес и света… тог
да поймешь этот мир, несравненно более прекрасный, нежели оставленный то
бой.
Зосима умолк.
Благоговейно слушала Марфа вдохновенные слова святого мужа и после нек
оторой паузы растроганным голосом сказала:
Ц Да, у кого святое тепло на сердце, тому и ничего недостает; но у кого душа
больна…
Она не могла более продолжать и быстро надвинула покрывало на все лицо, ч
тобы он не прочел в нем движения сердечных дум.
Ц У кого она страдает светскими помыслами, так ее и многим не удовлетвор
ить: это бездонный сосуд, которого ничем никогда не наполнишь! Ц отвечал
, понявши ее, отец Зосима.
Ц Истинно верую в слова твои, Ц начала она опять, успокоившись. Ц Помни
шь ли, праведный отче, когда ты искал покровительства моего от обид двинс
ких жителей. Я владею близ страны, тобой обитаемой, богатыми селами, но я о
тказала тебе во всякой помощи. Теперь совесть, раскаяние мучит меня.
Ц Человеку долженствует помнить одно добро; тебя смутил искуситель в о
бразе неверного литвина. Прости меня, боярыня. Хоть ты и чтишь его своим су
женым, но истина руководствует мной, и я вторично повторяю устами ее: «отж
ени от себя врага, удались от зла и сотвори благо».
Она сидела с поникшей головой.
Ц И тогда неправеден был гнев твой, Ц продолжал Зосима. Ц Вспомни, скол
ько щедрот своих излил на тебя законный князь твой: все имущество твое, зл
ато, серебро, каменья дорогие и узорочья всякие, поселья со всеми землями
и угодьями остались сохранены от алчбы вражеского меча; жизнь твоя, бывш
ая подле смерти, искупилась не чем иным, как неподкупною милостью велико
го князя московского. Сверх того, сын твой Дмитрий также не обойден был ею
и пожалован знатным титулом боярина московского. Чего же недостает нена
сытности твоей?
Глаза Марфы блеснули из-под вновь приподнятого ею покрывала.
Было заметно, что напоминание о прошедшем затронуло слабую струну ее сер
дца.
Ц Но где же сыновья мои? Ц воскликнула она. Ц Один под черным рубищем му
ромского монаха, быть может, скитается без приюта и испрашивает милостын
ю на насущное пропитание; другой, Ц жалованный боярин мой, Ц под секиро
й московского палача встретил смертный час! Это ли милость великокняжес
кая!
Она перевела дух.
Ц Я призвала тебя и одарила богато, чтобы посоветоваться, как отвратить
общую напасть, грозящую всему Новгороду, а ты, пробудив во мне заснувшую б
ыло ненависть к мучительнице-тиранке Ц Москве, заставляешь еще каяться
за то, что я люблю отечество свое и не меняю его перед гонителем сына моег
о, меня самой, моей родины! Нет. Марфа не укротится, не посрамит себя!
Ц Многое я сказал бы тебе на слова твои, Ц прервал ее отец Зосима, Ц но т
ы, несомненно, слышала уже слова владыки нашего Феофила, а мне остается то
лько домолвить. Я призреваю цель твою, меня не смутят козни любимого твое
го Болеслава Зверженовского. Вы хотите властвовать! Но помните: кто выше
станет, тот быстрее падет! Любовь всякая, как и твоя к родине, бывает часто
слепою. Если ты не желаешь видеть света истины, то отпусти меня Ц я более
не нужен тебе Ц и дары твои оставь при себе: они тяжелы, не по силам моим.
Ц Тебя любит народ. Как молитвы твои доступны слуху Всевышнего, так и уве
щевания на подвиги бранные воспламеняют сердце каждого новгородца про
тив врагов отчизны! Ц начала было умилостивлять его Марфа.
Ц Я не вижу их! Ц сказал он равнодушно, вставая со своего места.
Ц Так благослови же хоть меня на это! Ц выговорила с заметной досадой о
горченная Марфа, поспешно вставая со скамьи.
Ц Отныне и до века благословляю и заклинаю тебя именем Вездесущего Сви
детеля всех дел и помышлений наших, и всеми святыми угодниками новогород
скими, и матерью-заступницей нашей, святой Софией, только на добрые дела!
Ц произнес торжественно Зосима и вышел.
Ц Гордый монах! Ц прошептала Марфа и в волнении начала ходить по светли
це.

III. Клятва

Шаги отца Зосимы не затихали на чугунном полу узких сеней терема Борецко
й, как Болеслав Зверженовский Ц незнакомец, разговаривавший со стороже
м, Ц вошел в противоположную дверь светлицы Марфы, блеснув своим коротк
им полукафтаньем и ножками кривой польской сабли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77