«Красным» он был назван потому, что под ним злой кудесник погре
бал свои жертвы, и в известные дни холм этот горел так ярко, что отбрасывал
далеко от себя красное зарево.
На этом холме сидели двое.
Один из них Ц человек мрачного вида, в нательном тулупе и в нахлобученно
й на глаза шапке из черных овчин, волосы его, черные как душа закоренелого
убийцы, были нечесаны и взъерошены и высовывались клочьями из-под шерша
вой шапки, так что трудно было догадаться, где кончается овчина и где начи
наются волосы. Кудрявая борода, смуглое лицо, кушак, кованный из чугунных
колец, на котором висели заржавленные ножны, Ц ножом же он шаркал по брус
ку, Ц лежавшая подле него рогатина Ц все это показывало в нем, если не хо
зяина сего места, то достойного его жильца, обыкновенно называемого «при
дорожным удальцом».
Вид его белокурого товарища был менее свиреп, но все-таки у постороннего
зрителя могло сразу сложиться убеждение, что они: два сапога Ц пара.
Ц Прощай же, Семен! Ц говорил задумчиво черный.
Ц Видно, ты далеко на добычу хочешь отправиться! Куда это? Что-то давно я в
ижу тебя таким сумрачным и что-то обдумывающим, Ц спросил его белокурый.

Ц Куда мне надобно! Ц уклончиво ответил тот.
Ц Слушай, Павел Фомич, Ц начал Семен, Ц грех тебе таиться от товарища, к
оторый мыкается с тобой одной жизнью, готов наткнуться за тебя на нож и ко
пье.
Помолчав немного, Павел отвечал:
Ц Так и быть, поведаю тебе, что ни на есть мое задушевное. Мне скучно на род
ине, тесно в большом городе, люди не ласково смотрят на меня, да и сам я не лю
блю никого из них, словно рожден быть не человеком… Ты знаешь, как я ненави
жу Чурчилу, и вот за что: до него я слыл на кулачном бою первым бойцом и удал
ьцом, но он раз меня сшиб так крепко, что я пролежал замертво целые сутки, а
ты знаешь мой норов: или ему, или мне могила, без того жить не хочу. Ты знаешь
и то, что случилось в нашем семействе. Если бы он не повздорил с отцом моим
и свадьба их с сестрой состоялась бы, я уж готовил ему подарок в заздравно
й чаре… Но говорить теперь некогда. Он далеко ищет смерти, а я из стремени
ноги не вытащу до тех пор, пока не найду его и не помогу ему в этом, то есть н
е всажу ему нож в горло. Он думал видеть во мне брата и обходился со мной вс
егда очень любезно, тем легче будет мне втереться к нему в доверие. Давно б
ы выслал я его с белого света, да за него здесь заступников много, а там, где
он теперь скитается, верней и лучше найдется рука на его шею. Сам знаешь, г
розен враг за горами, но грозней за плечами. А ты оставайся здесь рыскать п
о ночам за добром с прочими товарищами. Прощай, конь мой далеко, руки чешут
ся.
С этими словами Павел быстро вскочил на своего коня и исчез, мелькнув раз-
другой в чаще деревьев.
Ц Вот оно что! Ц удивленно развел руками Семен, вытаращив глаза вслед у
далявшемуся товарищу.
Оставим на время наших героев, дорогой читатель, вернемся для объяснения
некоторых описанных в предыдущих главах исторических событий за некот
орое время до этого, причем заглянем в московское княжество.

XIV. Терем под Москвой

Тихо, мертвенно было в природе. Черные тучи густо обложили горизонт, изре
дка лишь мерцали на нем редкие звездочки, но и те одну за другой заволакив
али дождевые облака.
Ночь уже совершенно спустилась на землю и покрыла ее как бы черным траур
ным крепом; молния изредка разрывала тучи, но этот мгновенный пожар неба
еще более сгущал сумрак, висевший над землей.
Громовые раскаты долго и яростно звучали в пространстве.
Был конец августа 1477 года.
В нескольких десятках верст от Москвы и на столько же почти в сторону от б
ольшой тверской дороги стоял деревянный терем, окруженный со всех сторо
н вековыми елями и соснами. При первом взгляде на него можно было безошиб
очно сказать, что прошел уже не один десяток лет, когда топор звякнул посл
едний раз при его постройке. Крылья безостановочного времени не раз заде
вали его и оставили на нем следы свои. Добрые люди давно не заносили ноги ч
ерез его порог.
Путники, застигнутые ночью или непогодой на большой дороге, редкие не зн
али, что на ней находится приятный шинок, содержащийся одним жидовином, п
о прозвищу Загреба, славившимся в то время на всю окрестность молодой бр
агой и молодой женой, которая была весела и так же гуллива, как брага и щек
и которой были так же пышны и румяны, как поджаренные блины ее мужа.
Недобрые тоже давно не прокладывали следов к этому терему, зная, что в нем
, кроме ветра, хозяйничавшего по жидням, ловить было некого, да и поживитьс
я, кроме живших в нем старика и старухи, было нечем и не у кого.
Терем этот, огороженный высоким бревенчатым забором, разделялся длинны
ми сенями на две неровные половины. Меньшая из них, состоявшая из одной св
етлицы, была занята упомянутыми стариками, а большая, по слухам, обитаема
я нечистой силой, стояла запертой большою железной дверью, сквозь котору
ю продеты были двойные заклепы, охваченные огромным замком с заржавленн
ой петлей.
Шесть долгих зим провели в том необитаемом тереме старик Савелий с женой
Агафьей; недаром говорят, что привычка долго ли, коротко ли, а обращается
во вторую природу: старики были довольны своей судьбой и друг другом. В по
следнем бывали исключения лишь тогда, когда Савелий, побывав в Москве за
харчами, соблазнялся на обратном пути елкой, гордо торчавшей над дверью
шинкаря Загребы, ласково и умильно манившей к себе конных и пеших путник
ов, заезжал будто ненароком к хозяину шинка спросить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77