Явилась щедрая Марфа со своей челядью и обратилась к народу:
Ц Если вы, мужья, к великому позору Великого Новгорода, откажетесь битьс
я с московитянами, то ступайте сторожить и прятать имущество свое от раз
бойничьей роты Иоанновой; а мы, жены, пойдем на бойницы и будем защищать ва
с, робких мужей!
Народ или, вернее сказать, толпа бунтовщиков, возбужденная хмелем, стыдо
м, жаждой мщения, остервенилась.
Ц Повели, боярыня, на кого нам? Что начать?.. Вольные новгородцы не посрамя
т себя!..
Ц Казнь изменникам! Они соглядатаи и предатели отечества! Ц воскликну
ла Марфа, указывая на Василия Никифорова.
В миг неистовая толпа ринулась на него, вцепилась в него десятками рук и п
отащила снова на вече, нанося чем попало ему удары.
Ц За что и куда потащите вы меня так позорно, как татя? Ц слабым голосом г
оворил мученик.
Ц Ты соглядатай, ты предатель, ты изменник, ты Иуда! Ц кричала толпа.
Ц Нет, видит Бог, я прав; кровь моя останется на вас и когда-нибудь сожжет
ваши души, совесть загложет вас, богопротивники, и тебя, гнусная жена-змея
!.. Я клялся Иоанну в доброжелательности, но без измены моему истинному гос
ударю, Великому Новгороду, без измены вам, моим брат…
Он не успел окончить. Убийственный топор звякнул, и голова его отскочила
от туловища, и покатилась по песку, чертя по нему кровавые следы. Некоторы
е дрогнули, другие же, остервенясь еще более, продолжали волочить по площ
ади обезглавленное тело, схватили Захария Овина, брата его Кузьму и убил
и их обухом топора.
Оба умерли почти не вскрикнув.
Началась дикая расправа над их телами: толпа тешилась, рубя их на куски, и
любовалась зрелищем, как эти окровавленные куски прыгали под саблями и т
опорами.
Бросились расхищать балаганы и лавки на Славковой улице. На дворе архиеп
ископском тоже грабили и сажали в застенок
Тюрьма.
подозрительных людей, которых тут же без допроса и суда убивали.
Усталые от кровавой работы подходили эти люди-звери к выставленным для
них догадливой Марфой чанам с брагой, медом и вином: кто успевал Ц черпал
из них розданными ковшами, а у кого последние были вышиблены в общей сумя
тице, те черпали окровавленными пригоршнями и пили это адское питье, сос
тоявшее из польской браги и русской крови.
Шум, ропот, визг, вопли убиваемых, заздравные окрики, гик, смех и стон умира
ющих Ц все слилось вместе в одну страшную какофонию. Ничком и навзничь л
ежавшие тела убитых, поднятые булавы и секиры на новые жертвы, толпа обез
умевших палачей, мчавшихся: кто без шапки, кто нараспашку с засученными р
укавами, обрызганными кровью руками, которая капала с них, Ц все это пред
ставляло поразительную картину.
Ц Ты что же, сокол, стоишь без дела и не бьешь изменников? Или и тебе крылья
перешибли? Ц спросил знакомый уже нам старик-балагур, столкнувшись неч
аянно с Чурчилой, томно и задумчиво смотревшим на ужасную картину побоищ
а.
Ц Я люблю биться, а не бить! Ц ответил ему мрачно тот и, отвернувшись, быс
тро пошел в другую сторону.
Ц Постой, я понимаю тебя, молодец! Подумаем-ка вместе. Мы не этого ждали,
Ц сказал старик, догоняя его.
Побоище продолжалось. Иной дрался поневоле. Быть безучастным зрителем б
ыло небезопасно, могли как раз принять за изменника. Не скоро руки палаче
й устали наносить удары, наступивший вечер не разогнал их. Кто-то догадал
ся посвятить им: зажгли дома убитых, и страшное пламя, откидывая на небо ба
гровое зарево и наводя грозные тени на двигавшихся во мраке убийц, прида
вало этой картине вид еще ужаснее, еще поразительнее.
Ц Вот так в случае и весь город запалим! Пусть московитяне поживятся гол
овнями нашими вместо золота! Ц раздавались со всех сторон возгласы.
Марфа Борецкая со своей шайкой была на площади до позднего вечера, тайно
прислушиваясь к все еще продолжавшимся крикам и стонам, результатам ее а
дской работы.
Все они то и дело натыкались на мертвые тела.
Болеслав Зверженовский, шедший рядом с Марфой, чуть было не упал, споткну
вшись обо что-то круглое.
Он нагнулся и поднял за волосы голову.
Блеснувшее зарево осветило ее Ц это голова Василия Никифорова.
Ц Вот он, враг-то наш, у нас теперь не осклабляется, Ц со смехом произнес
он, поднося ее Борецкой.
Она взглянула. В закатившихся, полуоткрытых глазах мертвой головы она, п
очудилось ей, прочитала страшный упрек. Дрожь пробежала по всему ее телу.
На лбу выступил холодный пот.
Ц Пора, давно уже ночь, Ц робко промолвила она, как бы пораженная нависш
им над ней мраком, и быстро пошла по направлению к своему дому.
Взгляд мертвых глаз, казалось, преследовал и подгонял ее.

IX. В келье Феофила

Неистовства толпы еще продолжались несколько дней.
Вольный народ, то есть, чернь новгородская, перед которой трепетали бояр
е и посадские, бесчинствовала, пила мертвую, звонила в колокола и рыскала
по улицам, отыскивая мнимых слуг и советников Иоанновых и расхищая у сла
бых последнее достояние. Дрались на смерть между собой из-за добычи.
Новгородские сановники, принимавшие вначале сами участие в бунте, опомн
ились первые, хотя и у них в головах не прошло еще страшное похмелье ими же
устроенного кровавого пира. Их озарила роковая мысль, что если теперь их
застанут врасплох какие бы то ни было враги, то, не обнажая меча, перевяжут
всех упившихся и овладеют городом, как своею собственностью, несмотря н
а то, что новгородская пословица гласит: «Новгородец хотя и пьян, а все на
ногах держится».
Многие держались уже только на руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77