По
виду слова, например, нельзя судить о том, как выглядит обозначаемый им
предмет. Значение знака считается известным, если известно, что именно он
обозначает. Превращение предмета в знак предполагает волевое решение людей.
Смысл знака считается известным, если известно значение всех фигурирующих в
нем простых знаков и известны правила композиции простых знаков в сложные.
Эти правила композиции сами не являются знаками, они имеют основу в активной
творческой природе человека. Значение сложных знаков устанавливается путем
установления их смысла, т.е. предполагает какие-то языковые компоненты, не
являющиеся знаками. Говоря об алфавите языка, надо различать языковые
средства, которые сами знаками не являются, но из которых строятся знаки и
простейшие языковые единицы, к которым применимы понятия значения и смысла,
-- смысловые единицы языка. Различие их отчетливо видно в различии азбуки и
коренных слов обычных языков. Из сказанного должно быть ясно, что понятие
смысла применимо не ко всякому произведению искусства. Например, нелепо
говорить о смысле натуралистического портрета коровы или государственного
деятеля, если даже он написан таким художником, как Художник. Нелепо
говорить о смысле бесчисленного множества скульптур (на лошадях и пеших),
украшающих площади Ибанска. Понятие смысла уместно здесь лишь тогда, когда
произведение искусства приобретает некоторые свойства знаковости.
Непохожесть того, что художник лепит или рисует, на какие-то реальные вещи
(в том числе трансформация последних) является необходимым условием
уместности разговоров о смысле произведения искусства. Одно из средств
создания произведений искусств с признаками знаков -- деформация и
трансформация реальных вещей, например, элементов человеческого тела. При
этом образуются сложные явления, которые лишь отчасти суть знаки. В них, с
одной стороны, улавливается некоторое сходство с реальными вещами, т.е.
сохраняется элемент изобразительности. А с другой стороны, они
трансформируются так, что сходство в натуралистическом смысле разрушается.
Комбинирование такого рода знаков позволяет образовывать знаковые
конструкции, в целом не имеющие уже никакого реального аналога. В этих
комбинациях окончательно исчезает элемент изобразительности, допускаемый в
их отдельных элементах. Любопытно, что включение в такие комбинации вполне
натуралистических элементов может быть сделано так, что они оказываются еще
более далекими от реальности, чем самые невероятные трансформации реальных
вещей. ЭН не изобрел никакой особой азбуки в изобразительном искусстве. Он
изобрел другое. Он разработал целую систему особого рода смысловых единиц и
правил их композиции в сложные образования -- в особые смысловые фразы и
тексты. Можно составить конечные списки смысловых единиц и правил их
композиции. Работа эта трудная. Но со временем искусствоведы это сделают с
исчерпывающей точностью. Смысловые единицы ЭН имеют видимую сторону и
невидимый в них самих смысл. Как видимые явления это суть фрагменты
рисунков, гравюр и скульптур. Они могут быть даже самостоятельными
произведениями. Как имеющие смысл явления они суть знаки для обычных
человеческих страстей, желаний, переживаний, -- для возмущения,
разочарования, гнева, надежды, восторга, прозрения, отупения и т.п. Причем
эти значения не являются раз навсегда заданными. Они подвержены варьированию
и изменениям. Они зависят от той или иной их комбинации, от субъективных
состояний и особенностей зрителей и многих других параметров.
ЯЗЫК
Брать языка -- целая наука, говорит Убийца. Язык, например, должен быть
самым информированным человеком в армии противника. Потому желательно взять
начальника генерального штаба. И притом он должен быть таким, чтобы на его
пропажу никто не обратил внимания. Потому желательно взять какого-нибудь
сачка из хозвзвода. Как это совместить в одном лице? Очень просто: хватай
первого подвернувшегося под руку. По этому принципу мы и действовали под К,
говорит Сержант. Перешли линию фронта. Ночь темная, глаз выколи. Наткнулись
на какого-то человека. Схватили. Кляп в рот. Сунули в мешок. И айда обратно.
Одного своего потеряли где-то. Пришли в часть. Сняли мешок. И что же?
Оказывается, свой парень. Из соседней дивизии. Тоже в разведку ходили. А они
нашего тяпнули! Представляете, как их допрашивали!! Зачем им язык, говорит
Мерин. И так же все ясно. Тут же все на виду. Попросили бы -- я бы им за
пять минут нарисовал, что и где. Кто ты такой, говорит Убийца. Тебе верить
нельзя. Нельзя, говорит Мерин, так зачем же в разведку посылают. Это другое
дело, говорит Убийца. Твое дело -- взять языка. Верить будут языку, а не
тебе. Почему, говорит Мерин. Потому, что он враг, говорит Убийца. Им без
языка нельзя, говорит Сержант. Положено брать языка. С них спросят. Сержант
мудр, говорит Интеллигент. Они играют по своим правилам. Играют за наш счет,
говорит Мерин. Играют всегда за чужой счет, говорит Интеллигент. Вот что,
братцы, говорит Сержант. Выхода у нас нет. Так что этого идиотского языка
надо взять во что бы то ни стало. Авось кто-нибудь из нас и уцелеет.
ОСНОВЫ ОПТИМИЗМА
Вы слишком мрачно смотрите на жизнь, говорит Журналист. Правительства
всегда и везде проводят политику кнута и пряника. Кнут вы получили. Теперь
ждите пряник. Вы правы, говорит Неврастеник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152