Во главе член-корреспондент. Лаборанты должны были совать кучу
новейших приборов во всевозможные дырки в допетровских печках и записывать
результаты измерений в толстые книги. Ученые изучали эти книги и искали
формулу. Работа, надо сказать, была противная. Обегать десять раз в сутки
все приборы и записать показания. Ни минуты отдыха. И я уже собрался было
удирать в другое место, как в голову пришла идея. А зачем, собственно
говоря, бегать. Печка та же все время, Глина та же. Приборы те же. Методика
отработана столетиями, и выжать из нее что-то еще новое абсолютно
невозможно. Если бы можно было, наши деды и прадеды додумались бы до этого
сами. Значит, решил я, и показания приборов будут все время примерно
одинаковыми. Посмотрел я книги за пару дней и вывел средние показатели и
допустимые отклонения. Теперь я приходил на дежурство, за полчаса заполнял
книги на сутки вперед и ложился спать или готовился к экзамену. За пару дней
мой метод стал общеизвестным и был принят на вооружение всеми лаборантами.
Почти год так работали. Книги с нашими записями на специальных машинах
увозили в лабораторию. Их там тщательно изучали. Наконец, формулу нашли. И в
соответствии с ней устроили экспериментальную закладку печи. Вместо
положенных по старому методу восьми часов обжигать решили четыре часа, но
температуру увеличили в 1,375 раза, а влажность сократили в 1,578 раз. Цифры
были еще более точные, но я их уже не помню. Через четыре часа печи вскрыли
и выкатили тележки с кирпичами. Что произошло, невозможно передать словами.
Это надо было видеть. Все кирпичи лопнули, но каждый -- на свой манер. Ни
одной пары одинаковых фигур. А фигуры получились. Бог мой! Ни в одном музее
нового искусства таких не увидишь. Я валялся и подыхал от хохота. Меня
буквально отливали водой. Член-корреспондент брал кирпич за кирпичом,
обнюхивал и выкидывал в кучу битья. Я умолял сохранить это для истории, на
комиссия была неумолима. На другой день нас всех уволили. А через неделю
набрали новых лаборантов три сотни, добавили еще пять докторов, пятнадцать
кандидатов и пятьдесят будущих кандидатов и начали заполнять новые книги.
Член-корреспондент стал Действительным Членом.
Это дело мне хорошо знакомо, говорит Карьерист. Лет пять мы производили
сложные расчеты, полученные результаты передавали одному математику, который
не имел степени, но только ему одному известными методами здорово решал
сложнейшие нестандартные и неразрешимые задачи, тот делал свое дело, и потом
все шло обычным путем. Этот математик подписал какую-то бумажку, и его
уволили. Пришлось на его место создавать особую группу из кандидата и трех
помощников. Но дело у них не клеилось, и пришлось группу превратить в
сектор, назначить заведовать доктора, добавить еще трех кандидатов и пять
квалифицированных вычислителей. Пока сектор решал теоретические проблемы,
без чего, оказывается, вычисления на этом этапе невозможны, нам приходилось
невероятно сложными и дорогими путями выходить из затруднения. Через полгода
сектор перерос в отдел. По проблеме появилась масса публикаций. Устроили
симпозиум. Потом поехали на другой симпозиум. Издали сборник и стали
поговаривать о специальном журнале. Как-то я от нечего делать решил
посмотреть документацию уволенного математика. И глаза у меня буквально
полезли на лоб. Он, оказывается, открыл тривиальную истину, что расчеты в
этом звене вообще излишни и не влияют на последующие операции. И писал, что
бог на душу положит. Я доложил об этом на Ученом Совете. Так меня чуть не
сожрали. Разнесли как невежду, мракобеса, консерватора.
Член сказал, что эта тема его волнует давно. Он подготовил важный
документ. С цифрами и аргументами. Он добился приема у Заместителя. И
сегодня идет туда. Так что пить он сегодня не будет ни капли. Болтун спросил
у Карьериста, как обстоит дело с его поездкой. Карьерист сказал, что
отменили. Болтун сказал, что он всегда так думал. Если бы поездку разрешили,
то он был бы крайне удивлен. Вы, молодой друг, напрасно впадаете в
пессимизм, сказал Член. Помяните мое слово, пройдет немного времени, и все,
о чем вы, молодые, мечтаете, разрешат. Всему свое время. Там тоже не дураки
сидят. Они знают, когда и что можно. Может быть, и разрешат, сказал Болтун,
только будут ли при этом те, кто захочет и сможет воспользоваться
разрешением. Проблема не в том, что запрещают, а в том, что ничтожно мало
тех, кто требует разрешения. Член впервые в жизни отважился на шутку. Уходя,
он сказал, что если он не вернется, то пусть его считают беспартийным. Но
эта его шутка была и последней.
ПРИЕМ У ЗАМЕСТИТЕЛЯ
Заместитель по собственному желанию принял Мазилу. Беседа длилась целый
час. Художнику стало дурно от зависти, когда он узнал об этом. Этот
новоявленный "гений", утешал себя Художник, не додумается использовать
представившийся ему шанс в свою пользу. Скорее, наоборот. Мазила потом
рассказывал Клеветнику, что беседа была в общем пустяковая. С дифирамбами,
восторгами, обещаниями, намеками и, разумеется, просьбами. Но его поразила
одна вещь. Представляешь, Заместитель, ни с того ни с сего начал мне
жаловаться на то, как им там трудно. И рассказал такой случай. Был у него
молодой сотрудник. Способный парень. Три языка знал отлично. Биография в
полном порядке. Из крестьян. Видный. От природы тактичный, аккуратный,
скромный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152