И лгать я буду не Шляховому, а себе самой. Одним словом, чем больше бесился от моего молчания Борис, тем яснее я видела, что прежним он для меня уже не станет.
Ты понимаешь это, папа?
Я молчала, а Шляховой дошел до исступления: он бросил мне такое слово, каким, наверно, не называют в глаза уличную женщину.
Тогда я сказала: «Вон!»
Не помню, как я это произнесла, но Шляховой вдруг побледнел и попятился. Затем стремглав выскочил из комнаты. Потоптался в передней, но когда я шевельнулась, громко стукнул входной дверью.
Шляховой был еще и трус...
Опомнившись, я увидела себя у стены, где висела его двустволка. И моя рука еще тянулась к ней... Смогла бы я выстрелить? Должно быть, нет.
Вот и все, папа. Теперь ты знаешь, какой может быть твоя дочь. Суди ее, если сам безгрешный.
Но не Сергея!
Федор Ипполитович слушал Татьяну, не перебивая ее, не сводя с нее глаз. И не знал, что сказать ей в ответ От этого еще острее стала его растерянность. После долгого молчания он спросил: — Почему не пришла тогда домой?
Татьяна отвела глаза.
— Скажу... В тот вечер я несколько раз порывалась бежать сюда. Но... Сама села в лужу — самой надо и выбираться. На другой день утром я подала в 'суд на развод. Узнав об этом, ты, между прочим, поинтересовался: неужели и твою дочь не обошло модное поветрие? И прежде, чем я успела ответить, раздраженно заявил: ты здесь ни при чем — я сама, ни у кого не спросившись, выскочила замуж за Шляхового, теперь заварила новую кашу, сама должна все расхлебать. Об одном лишь пожалел: с Борисом приятно было ездить на охоту... Как же быть с тобой откровенной?
Федор Ипполитович насупился.
— Мать тоже ничего не знает?
— Маме я все рассказала. Через полгода после развода.— Татьяна рассмеялась, но невеселые были у нее глаза.— А о Сергее тебе первому говорю. Мама, кажется, сама догадалась: часто расспрашивает меня о нем.
Федор Ипполитович искоса взглянул на дочь.
Кажется, Татьяна сегодня не будет залезать ему в душу: слишком переполнена она личным. И хоть печальны у нее глаза, но вряд ли можно встретить женщину, которая так помолодела бы... И не только мороз разрумянил Татьяне щеки... Не разобравшись в себе самой, не заговорила бы она так откровенно о Сергее. Но как далеко зашли их отношения? Ведь Татьяна не "из тех, кто откладывает задуманное на завтра. Шостенковская порода!
Отец спросил без обиняков:
— Значит, Друзь уже мой зять?
Татьяну это не смутило.
— Как тебе сказать... Сергей считает, что вытравил меня из своего сердца. Но это самообман. До свадьбы у нас с ним непременно дойдет. И тогда без маминой и твоей санкции или, если хочешь, благословения не обойдется.
Федор Ипполитович хмыкнул:
— Какие же мы, Шостенки, до чертиков самоуверенные!
И сам удивился: очень уж самокритично у него это вышло.
— Нет, самоуверенной я себя не считаю,— не без лукавства возразила дочь.— Во всяком случае, три часа
назад я ничего не смогла бы сказать о Сергее. Сегодня Сергей и я впервые поговорили откровенно. Если бы ты знал, что он только сказал мне...
Хоть и легче стало на душе — свадьба дочки с этим рохлей дело весьма проблематичное,— Федор Ипполитович перебил ее недружелюбно:
— Ишь какой шустрый стал! Не успел почувствовать себя чем-то чуть побольше нуля, сразу же помчался к тебе...
И оторопел, услышав:
— Не он — я помчалась к нему.
— Ты?
Татьяна придвинулась еще ближе. Ее голова склонилась отцу на плечо.
— Тебе кажется, что твоя дочь неспособна на это? Да, я пошла к Сергею домой и выслушала все, что он мне сказал... Если бы кто-нибудь посмел высказать мне. вдесятеро меньше, я не знаю, что с ним сделала бы.— Голова ее улеглась на отцовском плече поудобнее, а голос зазвенел, как у юной девушки.— Понимаешь, папа, Сергей начал доказывать, что я никудышная дочь, а Игорь еще худший сын, что упрекать тебя в чем бы то ни было у нас нет права, а мне до сих пор кажется, будто он говорил со мной стихами.
Федор Ипполитович не заметил, как поднялась его рука, как пальцы тронули мягкие, но непокорные волосы. Он не мог припомнить, когда последний раз Танина голова лежала на его плече. И столько радости было в каждом ее слове — можно подумать, что она полюбила впервые...
Но Сергей Друзь,.. Его дочь влюбилась в эту мокрую курицу?
Да нет! Просто Таня придумала новую сказку —глупую и неправдоподобную.
Федор Ипполитович даже засмеялся.
Дочь порывисто откинулась на спинку кресла. Руки, правда, не вырвала. Но взгляд ее вдруг утратил тепло.
— Я пошла к Сергею вовсе не для того, чтобы выяснить наши отношения. Игорь попросился к нему в помощники, а Сергей отказал наотрез. Я должна была узнать о причинах отказа. Я хотела сделать Сергея союзником Игоря. Втроем мы помогли бы тебе найти все, что ты
растерял за последние годы. А Сергей меня огорошил — заявил, что никому не позволит приставать к тебе со всякими глупостями, и потребовал, чтобы и Игорь запомнил это раз навсегда. Посмотрел бы ты на Сергея в ту минуту! Нет, папа, он совсем не теленок, каким ты его считаешь. Он убедил меня, что Игорь и я — прежде всего себялюбцы... Ни словом не возразил против этого и Игорь, когда я все ему рассказала. Я хотела привести Игоря сюда сейчас же. Но, по-видимому, будет лучше, если он переговорит с тобой с глазу на глаз. Он придет завтра утром. Выслушай же его, папа. Выслушай без предубеждения, прошу тебя.
Снова Федор Ипполитович засмеялся. Но совсем не смешно ему было.
До чего же они беспомощны — и его почти тридцатилетняя дочь, и ее братец! Прикрикнул на них такой же, как они, недотепа, и оба готовы перед ним ходить на цыпочках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79