Жаль, что не слышал и не услышит «философии» Фармагея отец. Не сможет представить себе, как низко пал авторитет профессора Шостенко: даже такой подонок не ставит его ни во что!
А житейская мудрость Фармагея — это не только доведенная до предела наглость: он знает, кого может безопасно поучать, он уверен, что придурковатый, с его точки зрения, Сергей и выгнанный из дома отцом Игорь не примут его «науки», зато и не побегут к начальству с доносом на того, с кем работали за одним столом в анатомичке,— слишком много в них чистоплюйства.
Верно, не побегут. Именно из-за чистоплюйства. Да и вряд ли поверит им отец. Хоть грехов перед наукой и больными на нем достаточно, честности он еще не растерял.
Отец и мысли не допускает, что в его институте может оказаться подлец. По-видимому, он до сих пор не взял в толк, что такие, как Фармагей, не самозарождаются — кому-то в институте они нужны...
Вчера отец был искренним. Но все сказано им под горячую руку. А температура этой руки весьма изменчива. Да и осуществив свое намерение, отец способен надолго успокоиться. Растоптав чертополох, на который вдруг наступила его босая нога, он не заметит, что таких сорняков вокруг него хоть отбавляй и есть кому вместо одного растоптанного вырастить букет новых...
Выступить с этим на пятиминутке? Всего два дня пробыв тут, выскочить с нравоучениями, основанными лишь на опасениях и догадках?
И пятиминутка — не место для подобного выступления.
Ждать случая, а тем временем накапливать доказательства? Сколько же на это уйдет времени?
Да просиди Игорь в полупустом конференц-зале целый день, все равно ничего толкового не приду-, мал бы.
Тем более зал уже заполняется белыми халатами.
Снова перед Игорем уселся Танцюра. И не один, а с помощником Фармагея.
Правда, на этот раз Сашко притворился, будто до Игоря ему нет дела. Но без Сергея тут вряд ли обошлось: хоть и взбесился он в ординаторской, но не забыл, видно, про сомнения своего друга. Хорошо еще, что у Буды-Розальского нет поручений относительно Игоря: он молча кивнул новому коллеге и склонил на грудь сонную голову.
Играть в прятки нечего. И Игорь дотронулся до плеча Танцюры.
— Я вижу, вам очень понравилась роль вадемекума.
Танцюра сразу же признался:
— Сергея Антоновича одолевает, кажется, то же, что и вас. Он просил меня время от времени напоминать вам: «Не сегодня». И я буду это повторять, как только вам горячо станет сидеть на стуле.
Игорь обрадовался:
— Значит, и после вчерашнего вы его верный оруженосец?
Сашко кивнул.
В зале, казалось, посветлело. Игорь втиснулся между младшими коллегами.
— А Корнелия Аполлоновича взяли себе на подмогу?
Танцюра поправил свою шапочку.
— Нет... Тут я чего-то еще не до сообразил. Сергей Антонович сказал Корнелию, что вам обоим надо поскорее привыкнуть друг к другу.
Игорь расправил плечи. Значит, и после стычки с Фармагеем Сергей уверен, что его учитель слов на ветер вчера не бросал. Позаботился рак-отшельник и о том, чтобы те, кто помог и еще поможет ему в борьбе и за Василя Максимовича, и за Марину Эрастовну, и за самого Федора Ипполитовича, встретили сегодняшний день в тесном кругу,
И все-таки в течение этой пятиминутки настроение Игоря не раз то ракетой взвивалось ввысь, то безнадежно падало.
В первый раз настроение упало с появлением отца. Оно, это появление, ничем не отличалось от того, чему Игорь был свидетелем вчера и позавчера. Так же плотно были прикрыты двери. Тем же отсутствующим взором обведены присутствующие. С такими же еле заметными кивками и ничего не значащими фразами пройден путь от двери до стола президиума. Так же быстро затих шум в зале. И даже Танцюра прошептал почти то же самое:
— Гм... Сегодня мы не в духе,
С той же самой, раз и навсегда усвоенной интонацией местный Юпитер бросил дежурному врачу:
— Прошу.
Доклад продолжался не более минуты. Лишь двумя происшествиями отмечена минувшая ночь. Первое — «скорая помощь» привезла больного с ущемлением паховой грыжи. С оказанием ему помощи мешкать было нельзя. Но ничего особенного в операции не было. Что же касается Хорунжей, то о ней лучше расскажет тот, кому довелось ее оперировать.
Слушая, Игорь увидел Фармагея.
Сидел он в последнем ряду, возле молоденькой женщины-врача (кажется, здешнего фтизиатра), и что-то ей нашептывал. Соседка его мило улыбалась. Очевидно, Гришко не испытывал ни малейшего укора совести.
Дежурный врач еще не закончил, а отец, найдя глазами Сергея, бросил:
— Так что там у вас?
Сергей с очень серьезным видом слово в слово повторил вчерашние ответы Игоря отцу. Доложил о состоянии больной в данный момент и закончил несколькими советами ее лечащему врачу.
Слушали его внимательнее, чем дежурного. Еще бы, три дня подряд на пятиминутках склоняется фамилия Хорунжей! Некоторые стали разыскивать Фармагея глазами: ведь именно на него напустился вчера профессор, а кончилось все чуть ли не катастрофой! И почему оперировали Друзь и только что прибывший стажер?
Фармагей отвернулся от соседки и со скучающим видом смотрел в потолок: с кем, дескать, не случается...
Однако не от этого, а от поведения отца настроение у Игоря упало. Как и позавчера, будто занятый чем-то ' далеким от происходящего в конференц-зале, профессор ни разу не поднял головы. Он небрежно чертил что- то карандашом по зеленой скатерти стола. Лишь когда в зале начали поскрипывать стулья, он негромко спросил:
— У кого вопросы?
Ничто в голосе профессора взрыва не предвещало. И все же в зале снова стало тихо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79